Ваклин и его верный конь
Шрифт:
Но Марко истолковал все это по-своему, по-ослиному:
— Конечно же, в мире далеко не все так глупы, как старуха со стариком! — пробубнил он с чувством удовлетворения. — Стоило мне войти в лес, как все его обитатели чуть не умерли от радости, что такой знаменитый осел оказал им честь своим посещением! То ли будет, когда | попаду в город, где живут образованные люди… Выше голову, Марко! Есть еще на земле подлинные ценители, которые знают, какова разница между какой-то там курицей и красавцем ослом!
И Марко, помахивая хвостом, двинулся через лес
Услышав этот страшный рев, лесные обитатели застыли от ужаса.
Но Марко и это воспринял по-своему, по-ослиному… «Видишь, Марко, — сказал он себе, радостно ухмыльнувшись. — Все смолкли, чтобы послушать твое пенье! Да, братец, твое место — среди знаменитых певцов, в опере!.. А старик и старуха — просто жалкие невежды! Разве не глупо упустить такого великого певца ради крикливой курицы!»
И, довольный и счастливый, осел, помахивая длинным, облепленным репьями хвостом, быстро-быстро засеменил напрямик через луг к большому городу, где, как он слыхал, имелась опера…
По дороге ему часто попадались длинноухие братья. Одни из них с аппетитом жевали чертополох. Другие блаженно валялись в придорожной пыли. Третьи — сытые, довольные, уставившись на какой-нибудь цветок, часами размышляли, съесть его тотчас или дать срок — пусть одну-две ночи полюбуется на звезды… Короче говоря, все они занимались серьезными ослиными делами. И все как один, завидев важного путника, спускающегося с гор, поворачивали к нему головы и от души приветствовали его более или менее радостными ослиными криками.
Но Марко не удостоил ни одного из своих собратьев взглядом. Он продолжал свой путь, устремив взор в сторону большого города, где была опера, и время от времени обиженно бормотал:
— Что эти бездельники себе воображают!.. Неужели я — знаменитый певец, венец природы — покинул родное село, оставил привольную жизнь ради того, чтобы проводить с ними время в пустых разговорах?! Они даже не знают, как надо обращаться со мной… Горланят: «Здравствуй! Здравствуй!» Разве я им ровня? Нет, я с таким невоспитанным обществом не хочу иметь ничего общего. Всяк сверчок знай свой шесток!..
Марко остановился только тогда, когда перед ним выросло огромное белое здание оперы. На его счастье, дверь была открыта. И осел, не мешкая, пробрался внутрь и притаился в темном углу переполненного людьми зала.
В опере как раз шел концерт, и на сцене выступала девочка.
Ее песня, задорная и звонкая, неслась над притихшим залом, ее голосок то звенел колокольчиком, то напоминал нежное журчание лесного ручейка. Все слушали девочку, затаив дыхание, с просветленными лицами, в глазах у многих стояли слезы.
Марко же, скорчив недовольную мину, хмуро смотрел на завороженных пением девочки людей и думал:
«Странный народ! Слушают, разинув рты,
Девочка закончила песню и смолкла. Зал огласился восторженными аплодисментами. Они отозвались в длинных ушах Марко ударами невидимых кнутов и до боли задели его честолюбивое сердце. Чаша его терпения переполнилась, и он заревел так громко, что весь зал онемел от ужаса.
«Вперед, Марко! Пробил твой час — покажи миру, кто ты такой!» — сказал он себе и, не дав публике опомниться, быстрой рысцой пересек зал и одним прыжком очутился на опустевшей сцене. Свысока оглядел онемевших слушателей, сделал глубокий вдох, поднял голову и вдохновенно заревел во все свое ослиное горло.
Здание оперы задрожало, словно во время землетрясения, тревожно зазвенели стекла в окнах, закачались люстры. С грохотом попадали декорации, обрушились картины со стен. Испуганно закричали дети, тут и там послышались крики о помощи. Люди, у которых от ужаса волосы встали дыбом, бросились, обгоняя друг друга, на улицу.
А Марко, закрыв блаженно глаза, опьяненный трубными звуками собственного голоса, ничего не видя и не слыша, пел все громче и громче… Он продолжал петь даже тогда, когда в зале не осталось ни одной живой души. Лишь когда его громкий рев оборвался и из горла стали вылетать непонятные звуки, напоминающие стоны, великий певец решил, что пора остановиться. Он перестал петь, но глаз не открыл — ждал, когда публика разразится восторженными аплодисментами.
«Они сейчас собьют друг друга с ног, каждый захочет поблагодарить меня за то, что я продемонстрировал им настоящее пение!» — думал длинноухий певец, застыв на сцене как статуя.
К большому удивлению Марко, крики раздались не из зала, а откуда-то из-за кулис.
— Ну-ка, убирайся поскорее отсюда, длинноухий нахал!.. — гаркнуло за его спиной несколько голосов.
И в то же мгновенье на спину певца обрушилось с десяток кизиловых дубинок.
Марко подскочил, как ошпаренный.
— Эй вы, слепцы, не видите разве, что перед вами не простой осел, которого можно бить дубиной, а великий певец! — возмутился он и хотел было броситься на обидчиков. Но, увидев угрожающе вскинутые кизиловые дубинки, тут же отказался от мысли вести какие бы то ни было разговоры и без оглядки пустился бежать куда глаза глядят.
Он бежал долго-долго.
Подгоняемый насмешками горожан, на одном дыхании пересек город, выбежал в поле и помчался напрямик, не разбирая дороги, словно за ним гналась стая ос.
Была уже поздняя ночь, когда Марко рухнул на траву посреди лесной полянки, ни живой, ни мертвый от усталости.
— Что за ужасный мир! Какой грубый народ! Не оценить такого певца! — простонал осел и гут же заснул мертвым сном.
Но спал он недолго.
После полуночи его разбудила дивная песня. Невидимые певцы с восторгом славили чью-то красоту…