Вакуум
Шрифт:
— Вспышка после взрыва портала. — ответил Владимир.
— А Контур?.. — говорил уже Филимонов.
— Его здесь нет. Можете быть уверенными. И он вас не потревожит, я это тоже знаю.
Враньё.
Прибежали двое санитар, и Владимир переложил руки Олеси им на плечи. Втроём они ушли к одному из вертолётов, который, в отличие от других заглохнувших собратьев, наоборот, разгонял в карусели лопасти.
— Что ж, лейтенант, вы поработали отлично. — на эти слова Орлова Владимир поднял брови, скорее не от удивления, а от возмущения. — Вам будет вручена награда. Боевая.
— Ну, во-первых,
— Вы больше не из рядового состава. — прищурился Филимонов. — Вы теперь офицер.
— А во-вторых, — будто не услышав, продолжал Владимир, — сколько стоит одна такая боевая медаль? — вопрос Владимира озадачил офицеров.
Полковники посмотрели друг на друга, чтобы понять, соприкасаются ли их мысли. Да, они думали об одном — Рыков сдурел.
— Та, что мы хотим вручить вам за службу… Примерно двадцать тысяч. — теперь Орлов ждал ответа. Промеж его глаз и на лбу скопились волны морщин.
— Лучше внесите эти деньги в ту компенсацию, что получат родственники, оставшихся там людей.
— Они и без того получат… — затараторил Филимонов.
— Лучше так. Это будет моей лучшей наградой. — и Владимир не мог поступить иначе. Вдруг в одну из тревожных ночей в его доме окажется один из призраков погибших изувеченных товарищей и посмотрит на эту смехотворный кусок железа. Кусок, бесполезная затычка, которая нужна скорее тем, кто её вручает — офицерам. Они дают эти медальки, чтобы оправдаться, сказать «да, парень, ты потерял ногу или навсегда будешь ходить с трубкой в горле, но зато мы дали тебе медальку и пару копеек».
Орлов развел плечами.
— Тогда улетай. Тебя ждёт твой дом.
Офицеры прошли мимо Владимира. За ними побежали солдаты и толпа санитаров с носилками. Они бы не вынесли никого живого, но смогли унести трупы. Владимир Рыков был свободен, но он не был этому рад.
Фюзеляж вертолёта был ещё открыт, хоть лопасти и набрали скорость. Владимир зашел внутрь, и внутри огромного фюзеляжа увидел только Олесю с перевязанными глазами и санитара, который вскочил, как только увидел Рыкова. Он подошел к нему, похлопал по плечу.
— У неё больше нет глаз. — сказал санитар громко, но стараясь перебить гул двигателя, а не для того, чтобы Олеся услышала. — Я ничего не смогу сделать. Никто не сможет. Я ухожу. Я бесполезен.
И санитар, разогнавшись, выбежал из фюзеляжа. Владимир проводил его взглядом и остался стоять, пока люк вертолета закрывался. Он должен был сказать ей всё, но не мог. Слишком ужасные будут слова.
— Готовьтесь! Взлетаем! — предупредил их пилот.
Владимир сел рядом с Олесей и пристегнулся. Руки девушки побежали по спинке сиденья и всё время не попадали по ремням. Владимир взял ремни и, перекинув руку через Олесю, пристегнул её.
— Спасибо. — Олеся улыбнулась, понимая, что рядом именно Владимир — никакой другой военный не двигался бы так плавно и аккуратно.
— Я должен тебе сказать кое-что! — закричал Владимир. Нарастающий гул двигателя и бег лопастей перебивал слова.
— Я знаю! — прокричала она в ответ. — Я слышала его вздохи, когда шла перевязка! Всё нормально! Поговорим потом!
Она прислонилась спиной к обитому кожей сиденью и глубоко выдохнула. Губы чуть отведены назад. Она спокойно улыбалась.
У девушки была гипотеза, которую она собиралась проверить. Но потом. Без лишних свидетелей.
Вертолёт летел на юг, он возвращался к большому военному комплексу, откуда начался путь сгинувшей группы СОФЗ.
XXIX
Вопросы без ответов
Серое пятно деревьев, уходя дугой к горизонту, резко перешло в белый хвойный океан. Владимир смотрел в иллюминатор, поражаясь красотой и странностью картины. Пройдёт неделя или месяц, и пятно уже не смогут увидеть — его одолеет снег. Но весной пятно снова откроет свой печальный взор. Листья на кронах этих деревьях больше никогда не вырастут. Практически полное отсутствие кислорода убило в них жизнь. Вакуума нет, но язва, оставленная им, останется навсегда. Та же язва останется на душе Владимира и будет кровоточить до конца его дней. Та же язва, чёрная язва, застила глаза Олеси и останется с ней навсегда. Владимир перевёл взгляд с иллюминатора на девушку. Олеся Цаер снова спала, откинув голову на спинку. Удивительное спокойствие.
Но Владимир думал не только о Вакууме. На его ладони лежало кольцо, которое вернётся к девушке, которую Владимир не знал, но которой принесёт горе. Кольцо вместо живого мужа, вместо дорогого человека. А что если, думал Владимир, на его месте был я? Его родителям ничего бы не вернулось и что бы от него осталось? Лишь воспоминание. Он остался бы случайным воспоминанием, остался частью снимка незнакомых людей, которое видели в нём лишь случайного прохожего, испортившего снимок. Эти мысли напугали Владимира куда сильнее, чем гадкие твари Вакуума. Нужно оставить след, пока за ним снова не придут. Это случиться, он знал. Прошлое его не отпустит. Потому что оно никогда никого не отпускает.
Вертолёт приближался к Уральским горам.
Они приземлись на той же самой площадке, с которой группа начинала свой путь. Люк фюзеляжа обступили солдаты. Когда он открылся, в вертолёт забежали санитары. Они взяли Олесю под руки и аккуратно вывели из летающей машины. Владимир последовал за ними. Солдаты при полном параде, с разнообразным оружием от автоматов до пулемётов, забежали в кабину. Зачем оружие теперь, когда Вакуума нет и убивать в лесу некого, Владимир не понимал. Он шел за санитарами, провожая вертолёт взглядом. Когда летучая машина взлетела, створки огромной крыши грохоча закрылись. Взлётная полоса пропала в темноте.
Они спустились по аварийной лестнице и вышли не в огромный ангар, а в другую дверь, которую в прошлый раз Владимир проигнорировал. Он вошел за санитарами в длинный белый коридор. Аккуратный, с креслами вдоль стен, он казался типичным этажом частной клиники. Такие же медсёстры, сновавшие по кабинетам и врачи. Было лишь одно «но» — громадный офицер (старлей), который перегородил путь Владимиру.
— Вход только для врачей и больных.
Владимир посмотрел за широкие плечи солдата и успел увидеть, как Олесю провели в дальнюю левую дверь и даже смог разглядеть надпись над ней (она висела под потолком, чтобы люди могли сориентироваться издалека). Перевязочная.