Вакуум
Шрифт:
А теперь он стоял под темным небом и смотрел на падающие хлопья снега. Над ним светил старый фонарь, на котором вечно меняли лампочки, но не могли установить плафон. Так он и стоял последние тридцать лет, с дымящейся на морозе лампочкой. Но этот фонарь и вся эта улица были столь родными сердцу, что Владимир не мог сдвинуться с места. Не шевелясь, он вспоминал как здесь, на улице, среди домов, в которых в сей поздний час уже не горел свет, он провёл всё своё детство. На которой впервые поцеловался. На которой впервые переключил передачи отцовской машины, подаренной ему на совершеннолетие.
Он прислушивался, но не мог уловить знакомого шепота в голове. Призраки покинули его. Ушли вместе
Небо заволокло пушистыми чёрными тучами. Стояла тишина и покой. Сейчас, вспоминая жизнь до Вакуума, до погружения в иной мир, Владимир, закрыв глаза, подумал, насколько мелочные те слова о деньгах, пенсии, работе, карьере, которые он выслушивал и от родителей, и от друзей. Он двигался навстречу этим призрачным столпам по тропам, ведущим в пропасть.
Сейчас же вместо тех глупых идей пришли другие, те, о которых люди задумываются только на смертном одре, прожив свою незаметную жизнь: всё лишь пустота.
Вакуум.
Всё, что было, останется только в мозге, который всегда гибнет.
И ничего больше.
Владимир Рыков теперь точно знал, что впереди его ждёт иная жизнь с полным сознанием того, что в ней произойдет. Теперь он точно знал, что найдёт смысл получше, чем новый отпуск. Может, он всё-таки вернется к Олесе Цаер, где бы она не была? Вернётся, чтобы понять свои чувства к ней. Они были, он точно знал — но какие? — пока что большой вопрос.
Над ним висело тучное небо, а где-то там, на периферии слуха, играла давно уж забытая песня из прошлого, моментально приводившая душу к счастью, давно ушедшему вместе с прошлым. Он слушал эти ноты, но все не мог вспомнить название мелодии. Откуда она звучала? Из дома? Нет, он на другом конце улицы, двухэтажный коттедж, вечно ремонтируемый отцом, и Владимир смотрел в его желтые окна, вспоминая расположение комнат. Родное место… Пожалуй, сейчас он вновь проживал лучшие дни своей жизни, будто заново рождённый. Он думал, что это невероятно: не может быть, что после страшных событий наступает счастье, искреннее и не ускользающее за доли секунды.
Но вдруг, после вопроса о нереальности произошедшего, в памяти появились слова-предостережения, которые вдруг припомнились ему. Это было наитие, неслышимое и неосязаемое понимание того, что он обманут или боится быть обманутым.
Он вспомнил о тех словах:
Следи за небом.
Душу заполонила тревога. Глаза оставались закрытыми — он опасался из открывать. В голове проплыли воспоминания об иллюзии, настигнувшей Георгия после попадания в портал. Об иллюзии, после которой следует только пустота и, что ещё страшнее, осознание пустоты.
Вдали послышался гром, похожий на тот гром из детства. Но действительно ли он слышал его? На улице стояла зима… Набравшись смелости, он сделал это…
…он посмотрел на небо.
После финала
— Я хочу побыть одна, правда. — Олеся говорила наугад в открытую дверь. Только что она, пройдя через сотню слов и просьб, спровадила болтливую сестру за дверь и по-прежнему не хотела её как-либо обидеть.
— Мне тяжело так просто взять и оставить тебя. — с упрёком слышались слова в темноте. По подъезду пробежало недовольное эхо.
Олеся улыбнулась как можно искренне и скрывая
— Ну пожалуйста. Я уже давно не была одна, Лиз.
Она расслышала, как сестра фыркнула. Уж злилась она, презирала её или просто обижалась, Олеся не понимала.
— Ладно. Но я приду завтра! — настырно говорила Лиза.
— Хорошо. — Олеся натянула милую улыбку. — Пока.
И спешно закрыла дверь.
Обычно они обнимались на прощанье, но сегодня был не тот случай. Не то настроение. Олеся прислонила лоб к холодной двери и выдохнула. Приближался решающий момент, которого она так ждала. Олеся, в отличии от Владимира, свой оберег никуда не выкидывала. Она оставила его при себе и надеялась на его целебные свойства. Вдруг, он вернёт всё, как было? Но сбивала с ног другая, менее приятная мысль, что оберег отныне, после гибели Вакуума, может быть бесполезен. Обычный серый камень с острыми углами.
Она повернулась и пошла по знакомому коридору. Рука пробежалась по одежде, висящей на вешалке, по старой шершавой картине, по холодной пластиковой двери и легла на ручку. Олеся открыла дверь и нащупала выключатель. Включила свет в надежде, что он ей пригодится и зашла в ванную комнату.
Ступив на мраморный пол, она по памяти развернулась к зеркалу и открыла настенный ящичек. Нащупала оберег. Она сняла с себя одежду, чувствуя больные ноющие мышцы и россыпь острых порезов. Кинув одежду на пол, она достала из ящичка оберег и протянула камень пред собой, как бы нацелив на него несуществующий взгляд.
Первые секунды ничего не происходило. Затем ещё полминуты. Олеся ощутила, как из груди, утяжеляясь, поднимается к горлу ком. Ничего не получилось. Она обречена. Прошла минута, и Олеся уж хотела кинуть камень в раковину, пойти на балкон и завершить начатое. Спрыгнуть из одной тьмы в другую. Но вдруг камень потяжелел. Не сильно, заставив лишь одну мышцу на её ладони напрячься. Но прошли ещё секунды, и оберег быстро набрал тяжесть. Вдруг, в одно мгновение, Олеся чуть не уронила его, резко опустив руку в раковину. Камень давил на ладонь, словно гиря. Олеся набралась терпения. Камень становится горячее. Олеся выдохнула, поставила вторую руку на раковину и напрягла всё своё тело. Камень обжег ей руку. Олеся вскрикнула, но тут же случилось невероятное. Окутывающая взгляд темнота будто начала тускнеть, будто в чёрную гуашь добавили белой краски. Постепенно, словно непролазная паутина, тьма разорвалась, причинив Олесе неприятную острую боль. Олеся резко зажмурилась и поняла, что у неё снова появились веки. Она по-прежнему держала камень в руке, но другой она прикоснулась к глазницам. Вместо плотной толстой кожи она ощупала столь привычные белки глаз. Олеся улыбнулась и аккуратно открыла глаза. В ванной не горел электрический свет, зато окутывал другой, синий. Олеся посмотрела на камень, но от него ничего не осталось. В руке она держала светящуюся синюю сферу, которая уже не была столь тяжела.
Олеся подняла её перед собой и усмехнулась. Затем усмехнулась дважды. А после, набирая темп, весело рассмеялась, не спуская взгляда с оберега. Зрение вернулось к ней. А вместе с ним и… Жажда нового.
Когда из новых её глаз брызнули счастливые слёзы, раздался быстрый нетерпеливый стук в дверь. В ванную комнату.
— Леся! Ты чего? — донёсся голос сестры. — С тобой всё нормально?
Олеся посмотрела на дверь, а затем на переливающуюся синими красками сферу и улыбнулась. Она слышала доносящиеся из неё голоса. Далёкие, сумбурные, но неожиданно понятные. В этих словах она слышала ответы. Те ответы, которые ночами искала в лабораториях, искала в книгах и в людях. Ответы на самые важные, самые сокровенные вопросы. И она слушала их. Впитывала, словно блажь.