Валенки
Шрифт:
— Бар! Бар! — поняли жители, куда-то убежали, потом вернулись и принесли ящик соды-воды, сверху лежали куски дымящегося сухого льда.
Жажда была утолена, жизни спасены, началось обильное потовыделение, девушки приобрели способность говорить.
— Жить можно! Ура!
Воля отвернулась к стволу фикуса, достала из заветного места скудные запасы валюты, предложила жителям, но те замахали руками, из чего можно было понять, что они соду-воду принесли бесплатно. И тогда добрая душа Зиночка предложила:
— Давайте, я что-нибудь им сыграю на домре в знак благодарности?
Бросились искать футляр с домрой, но не нашли, и тогда Мебельная распорядилась:
— Вася
Вася развернул меха, вдарил гимн каталей:
— Валенки, валенки,Не подшиты, стареньки!Девушки грянули песню, другие девушки пустились в пляс, закружились, отчего взлетели подолы платьиц, оголив стройные ножки.
Знай наших!
И узнали! Но как-то странно. Послышались звуки сирены, примчались машины с надписями на боках «полицай», из них выскочили мужчины в белых касках с белыми поясами. Козы, мальчишки и аксакалы бросились врассыпную, обгоняя друг друга, и улица опустела, как в полночь на селе в пятидесятиградусный мороз.
— Наконец-то хоть кто-то явился, — обрадовалась Мебельная. — Девушки, это за нами! Неужели, господа, вы только что получили телеграмму о нашем приезде? Ну и работает почта! Мы уже надежду потеряли. Кто у вас главный? Обратите внимание, что один наш товарищ остался на аэродроме, не забудьте и его прихватить.
— Вери вел, — ответили полицейские, не проявляя насилия. «Ручеек» с радостью садился в машины: семь бед, один ответ.
— А вещи? За ними приедут? — спросила Мебельная.
— Бар! Бар! — ответили ей.
Взревели моторы, белые машины с полицейскими в белых касках и с белыми поясами, как у гаишников, повезли девочек по тесным улочкам, где с начала Вселенной не было правил уличного движения, каждый ездил куда душа пожелает, и то, что никого не задавили, не столкнулись с ослом, запряженным в колымагу, можно считать восьмым чудом света.
Когда везли через шумный базар с лавками, лавчонками, навесами, где продавцов было больше покупателей, Вася заволновался:
— Чего это нас привезли сюда? Хорошо Жорке, он на нейтралке, а мы в суверенном государстве. Это здесь порют?
Но машины рулили дальше, пробились сквозь шумную толпу, свернули к парку и остановились перед белым зданием. Коллектив выбрался из машин.
— Куда это нас доставили? Полиция? — удивился Егор Евсеевич.
— Можно вас на минуточку? — отозвала его Мебельная. — Как вы считаете, это не происки мирового заговора масонов?
— Думаю, что нет, — неуверенно ответил Егор Евсеевич, проходя в полицейский участок. — Опять что-то перепутали.
— Тогда не страшно! — приободрилась Мебельная. — Девушки, не поддавайтесь на провокации!
Милые девчонки! Они были бесконечно рады выпавшим на их долю приключениям: первый раз за морем, и столько событий! Кругом был белый кафель, над столом дежурного офицера полиции светилось лампочками табло, зал был перегорожен решеткой, как в кино.
— Может, споем? — спросила Зина. — «Орленка»?
— Пока не надо! — остановила девчонок Мебельная. — Гражданин начальник, что наших мужчин сажаете отдельно, понятно,
И действительно, девушек встречал парень очень симпатичный, с большими добрыми черными глазами, одетый по моде.
— Вася, забери парня, а то заголосит и убежит в туалет. Эй, начальник, давай мэна от нас, вуменов.
— Ноу! Ноу! — запротестовали полицейские. — Ноу мэн!
— Это сэр, мы леди!
— Ноу сэр! — замахали руками полицейские.
— Черт с вами! — сдалась Мебельная. — Пусть сидит, ему же хуже будет.
Девчонкам было страсть как интересно, они расспрашивали местного жителя: о ценах в магазинах и местных музеях, правда, он ничего не понимал.
— За что тебя забрали? Понимай? Ты боролся с угнетателями?
Они не представляли, что в чужой стране могут арестовать за иное. Парень был вылитый любимый певец… Не буду называть его имени, чтоб другие не обиделись. Парень улыбался, играл с девушками в ладушки.
— Зина, — позвала первую домру Мебельная. — Дай закурить!
Воля гордо отвела руку парня, предложившего «Кэмел», взяла родную «опалину», от души затянулась.
— Вы не бойтесь! — зашептала ей на ухо Зина. — Девушки настроены героически. Как думаете, про нас напишут? Дадут хотя бы грамоту?
— Вам не знаю, а мне непременно выдадут, — ответила Мебельная.
На душе у главы группы было муторно. Как хорошо начиналось: «Вызываем за тридевять земель!» И вот она, горькая действительность… Дуб привычек и стереотипов поведения, выработанный годами Волей, зашатался, корни, лишенные родной почвы, оголились, и казалось, дунь на могучее дерево доморощенных постулатов, рухнет дуб, как гнилая березка на болоте. Мир оказался непредсказуемо сложнее, он не втискивался в узкие рамки упрощенных представлений, и это пугало неизвестностью и необъяснимыми поступками людей, которые, по понятиям Воли, только и ждали от нее праведного слова. И она хотела сказать им доброе слово; что самое горестное, — ее не понимали, хотя бы только потому, что кроме единственного «су, бар», одного бита, как говорят кибернетики, на поверку ничего она не могла предложить. Что происходило в этой загадочной стране, не имело, по ее убеждению, объяснений. Да и сама страна… До приезда она не ведала, где находится Берег Верблюжьего бедра, хотя имела в школе по географии твердую четверку. Кругом угнетенные — это ясно, а дальше — тайны за семью печатями. В голове перемешалось: кули, рикши, минареты и дувалы, у себя она в крайнем случае написала бы письмо международному обозревателю товарищу Юрию Жукову, он бы все разъяснил, а тут требовалось разбираться самой, принимать собственные решения, без подсказки. Она вдруг с удивлением поняла, что твердая четверка по географии в школе имеет не больше практического значения, чем диплом об окончании вечерних заочных ускоренных курсов кройки и шитья с английским уклоном и прочих подобных «ликбезов», и никто не даст ей указаний сверху, что автоматически освобождало ее от ответственности.
Потом она с ужасом подумала, как об ее промахах узнает неутомимый общественник Понодыгин и будет писать не анонимки, что он делал раньше, а накатает полноценную «телегу» куда следует, там тоже сидят люди, которым жизненно необходимо пережить сногсшибательный ветер перемен, и они с облегчением найдут, наконец, яркий пример «вчерашнего застоя», будут склонять ее имя на собраниях всех рангов, с любой повесткой дня. Куда легче обвинить, пусть даже «непогрешимого товарища», в некомпетентности, чем самому перестроиться, наверстать упущенное, приобрести опыт инициативного руководителя.