Валентин свистит в травинку
Шрифт:
— Добрый день, — вежливо сказал Валентин. — Скажите, пожалуйста, что вы рисуете?
По нетвёрдым линиям на листах Венцеля и Фердинанда понять, что они собирались изобразить, пока было трудно.
— Мы хотим нарисовать вот эти красивые дома с фронтонами, — объяснил Венцель. — Весенним утром они особенно хороши.
Фердинанд почесал затылок.
— К сожалению, это не так-то просто! — Вздохнув, он добавил: — Мы уже успели испортить по четырнадцать листов.
— Вот это да! —
Он зашёл за памятник знаменитого скрипача Бобржинского, который стоял в самом центре площади, присел на постамент и задумался.
Венцель и Фердинанд, видно, очень стараются. Но не исключено, что они испортят ещё по четырнадцать листов и, если им не помочь, так ничего и не нарисуют.
А помочь им было для Валентина сущим пустяком.
Он вытащил из кармана ещё три травинки. Две уже совсем завяли, и Валентин бросил их на мостовую.
Третью он натянул, как струну, между пальцами и свистнул.
Как всегда, свист получился пронзительный, такой пронзительный, что голуби, сидевшие на плечах скрипача Бобржинского, испуганно вытянули шеи и перелетели на здание ратуши, а дремлющая на тротуаре собака метнулась в тёмный подъезд.
Венцель и Фердинанд тоже перепугались насмерть, потому что вдруг оказалось, что у них уже нарисованы дома с фронтонами. Как это случилось, они ума не могли приложить.
Валентин сунул травинку в карман, на цыпочках обежал вокруг памятника господина Бобржинского и подошёл к молодым художникам, всем своим видом показывая, что оказался здесь снова совершенно случайно.
— Ну как, нравится?
Венцель скорчил гримасу:
— Да что вы! Это не произведение искусства, а «скучная видовая открытка» — вот что нам скажет наш учитель.
Фердинанд сравнил обе работы и озабоченно сказал:
— Ни та, ни другая никуда не годятся! Но моя, мне кажется, ещё хуже твоей, Венцель. Пошли, на сегодня хватит! Нечего переводить бумагу. Лучше попробуем завтра со свежими силами.
— Да, — согласился Венцель. — Как нас учат: терпенье и труд все перетрут!..
Они взяли свои папки, складные стулья и ушли.
— Неблагодарные! — проворчал Валентин.
Жители Люкенбрюка его пока сильно разочаровывали.
Он снова вынул из кармана травинку и свистнул.
И через мгновение рядом с ним стояла Лоттхен и мило ему улыбалась.
Если бы господин Бобржинский не был памятником, он бы покачал головой
— Я вдруг почувствовал себя таким одиноким, — сказал Валентин. — Какое счастье, что я всегда могу тебя высвистать.
— Да, — подтвердила Лоттхен кротко.
— Здорово! — сказал Валентин. — Стоит мне свистнуть, и ты уже здесь, чтобы меня утешить.
— Да,
Лоттхен была выдумкой Валентина, так сказать, плод его фантазии. И с ним она всегда была сама кротость и доброта.
Валентин тут же высвистал небольшие двухместные качели под голубым балдахином, отделанным шёлковой бахромой.
— Красиво! — сказал Валентин.
— И уютно! — добавила Лоттхен.
Они стали качаться у ног знаменитого скрипача.
Если бы господин Бобржинский не был памятником, он бы наверняка покачал головой.
Голуби решили пока отсидеться на высокой крыше ратуши, потому что Валентин ещё два раза свистнул: сперва ему захотелось выпить стакан апельсинового сока, а потом съесть бутерброд.
Первый раз он свистнул удачно, но во второй раз травинка разорвалась пополам.
— Вот тебе на! — Валентин беспомощно вскинул глаза на Лоттхен. — Это у меня последняя травинка.
— Мне тебя так жаль! — прошептала Лоттхен. — Надеюсь, ты всё же наешься этим бутербродом.
Так как травинка разорвалась раньше, чем Валентин кончил свистеть, бутерброд оказался на редкость невзрачным. Со спичечный коробок, не больше.
— Тебе надо срочно найти хоть несколько свежих травинок, Валентин!
— Подожди, я подумаю, как это сделать.
Он скрестил руки на груди и упёрся взглядом в мостовую.
— Стоп, стоп, я, кажется, припоминаю… Лужайка, правда, небольшая, но зелёная, зелёная… в палисаднике… Да, да, это было там, именно там, где я сегодня утром приземлился.
Валентин сунул крошечный бутербродик в рот.
— Приятного аппетита! — сказала Лоттхен.
— Ужасное чувство, когда в кармане нет ни травинки. — Валентин тяжело вздохнул. — Становишься совершенно беспомощным…
Они взялись за руки и пошли искать палисадник фрау Сундук.
Качели так и остались стоять на площади перед памятником. Стакан с недопитым апельсиновым соком тоже.
«Как интересно!» — крикнула фрау сундук из кухонного окна
— Сперва вы занимаетесь гимнастикой на моём турнике, а потом рвёте мою траву! Я застала вас на месте преступления!
— Я сорвал всего лишь пять травинок, вот, можете пересчитать. — Валентин протянул ей тощий пучочек. — Видите, в самом деле ровно пять.
— Если у вас дома кролик, то этим вы его не накормите, строго сказала фрау Сундук. — А это что за барышня?
Лоттхен сделала реверанс.
— Меня зовут Лоттхен, и родилась я в деревне Рингельсбрун. Правда, надо добавить, что я — всего лишь выдумка.