Валентина
Шрифт:
Но на самом деле она беспокоилась, зная, что ей нужно уладить много дел. Работа помогала не думать о горестях. Тонкие руки разбирали документы и исправляли ошибки, прежде чем поставить печать эмира на пергаменты. Где сейчас Паксон? Много ли уже преодолел миль, бредя по долине пешком и голым?
Взрыв смеха вырвался из груди Валентины, когда она поставила последнюю печать на стопку документов. Значит, женщина годится не только для того, что он имел в виду! И на самом деле не все женщины одинаковы!
– Тебе еще многое предстоит узнать,
ГЛАВА 26
Бесконечные дни и бесконечные ночи… Каждую минуту своей жизни Валентина сознавала, что Менгис для нее потерян навсегда. Ее глаза невольно искали следы воспоминаний. Обрывок мелодии, сыгранной бродячим музыкантом на рыночной площади, напоминал о том, что любовь ушла. Ветерок, принесший свежий запах горных лесов, вызывал в памяти лицо любимого. А ночью, когда все вокруг затихало и повседневные дела не занимали мысли, подушка под головой становилась плечом Менгиса, а легкое покрывало – его руками.
Когда же наконец сон милостиво окутывал ее, то длился совсем недолго: девушка засыпала, чтобы проснуться с именем возлюбленного на устах, и слезы безудержно струились по ее щекам. Тоска по Менгису стала телесной болью, неизбывной мукой, заставлявшей без конца вспоминать их встречи и не позволявшей утихнуть горю.
Даже звезды над Напуром приносили ей боль, вызывая в памяти моменты восторга – она лежала на травянистом пригорке в объятиях, укрывавших ее от тревожных мыслей о мире, простиравшемся у подножия горы Аламут, а небо мерцало мириадами звезд. Валентина тосковала по ласкам Менгиса и жаждала его любви.
С воспоминаниями о блаженстве приходило неизбежное осознание потери. Когда-то она повернулась к возлюбленному спиной и покинула Аламут, хотя мольбы Менгиса ранили ее сердце и темные, полные искреннего чувства глаза жгли ей спину. Она тогда не осталась, лишив себя надежды на будущее, и Менгис выбрал единственный открывавшийся перед ним путь: трон шейха аль-Джебала. Почему же она не послушалась его? Почему не оставила ему никаких надежд, решив, что клятва, данная Рамифу, и помощь христианам важнее, чем любовь? Видимо, Менгис не смог ей этого простить. И он уже никогда не простит ее за это! Теперь ей остается лишь жизнь в мучительной пустоте одиночества.
Как хотелось бы сейчас Валентине, чтобы никогда не набиралась она смелости подняться на Аламут, никогда не встречала бы Менгиса, никогда не изведывала бы нежности его объятий и никогда не слышала бы, как шепчет он во сне ее имя. Как легка была бы ее жизнь, если б она не знала его любви, чистой, как горный ручей, и теплой, как пески пустыни, – любви, наполнившей ее жизнь. «Нет, – подумала девушка, – любовь не наполнила прежнюю жизнь новым смыслом, а дала саму жизнь, отличную от прежней. До встречи с Менгисом я была лишь тенью. Менгис вдохнул в меня жизнь. С ним я открыла саму себя».
Горько-сладостные воспоминания о ласках согревали кровь Валентины и оживляли тоску. Образ любимого преследовал:
Воспоминания о Паксоне тоже жгли девушке сердце, само его имя, казалось, таило в себе угрозу. Валентина знала от Ахмара, что султан Джакарда остался поблизости от Напура, чтобы возглавить сбор мусульман, стекавшихся со всей равнины. Она знала также, что его люди доносили ему о каждом ее шаге. Паксон выжидал случая, удобного для мщения.
Он не появлялся во дворце с того самого дня, как настиг ее в долине – слишком велико было его унижение: женщина украла и одежду, и коня! Валентина не боялась, что султан донесет Саладину о ее предательстве: христианка оказывает помощь крестоносцам, посылая провизию из кладовых Напура! Однако сама ее жизнь оставалась под угрозой. Девушка понимала: Паксон желает ей смерти не потому, что она посылала продовольствие войскам Малика Рика, а потому, что отказывалась принадлежать ему, вынуждая признать поражение.
Султан Джакарда не разоблачал ее как христианку, виновную в предательстве интересов мусульман, так как из-за продолжительного молчания его теперь могли счесть соучастником преступления. Он не любил Валентину, но она невольно бросала ему вызов, и султан намеревался победить во что бы то ни стало, даже если для того ему пришлось бы убить ее своей рукой.
Ей не освободиться ни от воспоминаний о Менгисе, ни от угрозы со стороны его брата, пока она не покинет Напур! Клятва, данная Рамифу, исполнена, а продолжать оказывать помощь христианам уже невозможно: Паксон подстерегает ее на каждом шагу! Менгис же недосягаем.
Валентина мрачно признала, что у нее нет другого выхода, кроме как покинуть Напур. Ей следует вернуться к своим единоверцам – туда, где она сможет освободиться, по крайней мере, от Паксона, хотя, конечно, никогда не сможет избавиться от волнующих воспоминаний о Менгисе.
Но покинуть Напур следует так, чтобы пытливые глаза людей султана Джакарда не заметили ее бегства. Зная, что невозможно в одиночку преодолеть путь, пролегающий по пустыне, Валентина принялась размышлять, как же осуществить задуманное. Ближайший форпост крестоносцев – в Бет-Набле, там сейчас и Ричард Львиное Сердце. Английский король поможет ей добраться до Акры, откуда она отбудет в Наварру на корабле.
В последующие несколько дней Валентина много времени проводила с Розалан. Близилось время родов, и девушке не хотелось оставлять подругу в такой важный момент ее жизни. Но Валентина боялась, что Ричард решит покинуть Бет-Набл, и тогда станет гораздо сложнее осуществить задуманное ею. Она лелеяла мысль, что Ахмар проводит ее, в то же время хорошо понимая, как хочется ему быть рядом с Розалан, когда родится ребенок. Нет, она не лишит его этой радости и попробует добраться до Бет-Набла одна.