Валентинов день

Фэйзер Джейн

Аласдэр поставил свечу на каминную полку, чтобы она давала побольше света, и прямиком направился к шкафу. Он был пуст, и потайную панель на задней стенке удалось отыскать без труда. От прикосновения руки она отошла в сторону, и Аласдэр пробежал пальцами по открывшейся под ней небольшой полости. Но внутри оказалась только пыль.

По правде говоря, он и не надеялся что-нибудь найти. Но прежде чем приступить к гораздо более сложной задаче и учинить обыск в вещах Эммы в ее новом жилище, Аласдэр хотел убедиться, что она не оставила никаких личных бумаг в тайниках своего старого дома. Он заглянул за

картины, вспомнив, как во время игры Эмма спрятала ключ за маминым портретом. Там тоже было пусто. Не пропустил ни одного ящика в шкафу. Нагнулся и посмотрел под кроватью, приподнял ковер. Ничего. Ни единого обрывка бумаги.

А это должен быть лист бумаги. Поиски стали бы легче, если бы он понимал, что ищет. Но указания были самыми расплывчатыми. Чарльз Лестер не больше Аласдэра догадывался, каким средством пользовался Нед, чтобы передавать сведения. Когда в конногвардейском полку распечатали отправленный Хью Мелтоном пакет, в нем оказалось только письмо сестре Неда. Его подвергли анализу дешифровальщики, но ничего не обнаружили. И пришли к единственному выводу: в спешке, захлебываясь кровью перед смертью, Нед что-то перепутал, и сообщение, предназначавшееся для конногвардейского полка, отправилось к леди Эмме.

Аласдэру таинственность его поисков показалась смешной. Он сказал Лестеру, что было бы намного проще спросить Эмму, не хранит ли она у себя последнее письмо брата — то, что переслал Хью Мелтон. Но его предложение немедленно отвергли. Для собственной безопасности леди Эмме не следовало знать, что она обладает столь опасной информацией, от которой зависит ход войны с Бонапартом. Если Эмма заподозрит важность документа, она может роковым образом обратить на него внимание — например, запомнить. И это знание превратило бы ее в мишень для охотников за секретными сведениями.

Их методы выбивания информации были одновременно и основательными, и весьма неприятными. Мистер Лестер объяснял это почти извиняющимся тоном, скрестив от греха пальцы. Аласдэр не задал вопрос: не все ли равно, помнит Эмма содержание документа или нет, — она так или иначе может подвергнуться немилосердному допросу. Враг, если она попадет к нему в руки, вряд ли поверит ей на слово, что бы она ни говорила. Но Аласдэру было ясно, что благополучие Эммы нисколько не интересует Лестера и его начальников. Чем меньше людей знают, насколько важен потерявшийся документ, тем будет лучше. Они заботились только об этом.

Но владела ли секретным документом Эмма? Аласдэр задавал себе этот вопрос, переходя со свечой в соседнюю гардеробную и продолжая поиски. Она могла его выбросить. Хотя нет, это совершенно исключалось. Эмма не выбросила бы ничего, что пришло от Неда, особенно после его смерти. Аласдэр знал, что она тщательно берегла все его письма. Сохраняла все до последнего листочка, например письма, которые он и Нед присылали ей из Оксфорда. Дорожила всем значимым и со знанием дела распихивала по тайникам.

Поиски в гардеробной оказались такими же тщетными. Даже книжные полки стояли пустыми. А закладывать листки между страницами было ее излюбленным приемом. Но все принадлежавшие Эмме книги упаковали и перевезли на Маунт-стрит. И Аласдэр мрачно решил, что придется пролистать их все. Переворошить книги, несессер для писем и все ящики

секретера.

Ужасно трудная задача. А при их нынешних, отнюдь не безоблачных, отношениях практически невыполнимая. Придется изобрести какую-то причину, чтобы свободно проникать в дом и ходить в нем куда заблагорассудится. Положение опекуна предоставляло возможность видеться с Эммой, но никак не рыться в ее жилище.

Но так или иначе поручение следовало выполнить. Этого требовали король и отчизна. Или, скорее, Нед. Если он умер, оберегая какие-то секретные сведения, он, Аласдэр, должен сделать все, чтобы смерть Неда не оказалась напрасной.

Глава 4

— Ах, Эмма, взгляни на это очаровательное платье! Оно тебе очень пойдет! — Мария подалась вперед и похлопала кучера по плечу. — Останови, Джон. Леди Эмма и я хотим заскочить сюда.

Джон натянул поводья и встал на Бонд-стрит. Он привык к частым указаниям миссис Уидерспун, чьи острые глаза не пропускали ни одной витрины.

— Мария, а надо ли? — запротестовала Эмма. — Мы и так весь день переходим из лавки в лавку, из ателье в ателье, из башмачной в башмачную. У меня уже глаза ни на что не смотрят.

— Здесь ты посмотришь с удовольствием. — Она сказала это с непререкаемой убежденностью и, сходя с подножки, оперлась о руку лакея. — Этот оттенок канареечного тебе очень к лицу. Его можно носить с шафрановыми туфельками. Будет великолепно смотреться. — И Мария нетерпеливо ворвалась в магазин.

— Прогуляй лошадей, Джон, — согласилась со вздохом Эмма. — Мы выйдем через несколько минут.

— Я так и полагаю, леди Эмма. — Кучер выразительно посмотрел на горы коробок и картонок, уже привязанных к задку экипажа.

Эмма успела забыть, насколько неутомимой оказывалась Мария, если дело касалось покупок. У нее самой терпения было гораздо меньше, хотя она и не собиралась показываться Лондону в вышедших из моды туалетах. Ей потребовалось меньше дня, чтобы установить: Аласдэр совершенно прав — ее гардероб абсолютно вышел из моды.

— Полагаю, дорогая, что завтра нам нужно нанести несколько визитов, — заявила Мария, когда они снова оказались в экипаже; канареечное платье после нескольких необходимых переделок должны были доставить на Маунт-стрит к вечеру. — Теперь, когда ты совершила несколько покупок и готова встретиться со светом лицом к лицу — кстати, твоя прическа — последний крик моды, — нам нужно посетить принцессу Эстергази и леди Джерси. Просто чтобы быть уверенными в поручительствах перед «Олмэксом». Как только станет известно, что ты готова принимать гостей, у нас не будет отбоя от визитеров, — радостно тараторила Мария.

Эмма не ответила. Прошла почти неделя с тех пор, как Аласдэр уехал из города после их отвратительной ссоры, и у нее хватило времени оценить импульс, который привел ее к взрыву. Последние дни они жили затворницами, но эти времена подходили к концу. И когда застучит дверной молоток и посыплются пригласительные карточки (а Эмма не сомневалась, что так оно и будет), вот тогда она бросит вызов. Решительно отметет все сомнения и при первой возможности избавится от опеки Аласдэра. Но зачем она так безоглядно заявила о любовнике? Муж еще куда ни шло, но любовник…