Валентинов день
Шрифт:
Принцесса кивнула, но так и не отвела от Эммы испытующего взгляда. И девушка почти увидела, как в ее голове пробегают мысли: «Двести тысяч фунтов! С этим нельзя не считаться. Ей-богу, за такое состояние можно многое простить!»
— Хорошо, — наконец произнесла принцесса. — Полагаю, я должна направить вам приглашения в «Олмэкс»? Сегодня как раз собираюсь заняться рассылкой. Кажется, Маунт-стрит?
— Да, самый восхитительный дом, — поспешила согласиться Мария. — Его нанял для Эммы ее поверенный лорд Аласдэр Чейз.
— Ах да, лорд Аласдэр, — проговорила принцесса. Ее взгляд стал
— Лорд Аласдэр — старый и верный друг. — Мария доверительно заглянула принцессе в глаза.
Что бы ни подумала по этому поводу матрона, ее мнение осталось при ней, потому что в это время дворецкий объявил о появлении новых гостей — леди Сефтон и ее сына лорда Молино. За ними прибыла леди Драммонд с тремя дочерьми, и вскоре салон наполнился гулом разговоров. Мария оказалась в своей стихии, и неловкость по поводу давнего скандала была совершенно забыта. Возвращение Эммы в общество никто не обсуждал, но девушка расслышала, как леди Драммонд спросила у леди Сефтон:
— Неужели правда? Двести тысяч фунтов?
— Как будто бы так. Но отчего она не замужем? Выглядит миловидно, хотя, на вкус многих, высоковата и чересчур худощава. Но ради такого состояния любой мужчина простит недостатки внешности.
— Может быть, ей трудно угодить? — предположила леди Драммонд. — Так высокомерно держится… А после скандала…
Эмма отошла в сторону. Ее уши горели. Неприятно, когда тебя обсуждают, хотя она понимала, что это неизбежно.
— Господин Поль Дени! — объявил от порога дворецкий, и Эмма посмотрела на вновь вошедшего. Им оказался мужчина среднего роста, с черными, густыми, вьющимися волосами над красивым лбом, очень темными, блестящими глазами и оливковой кожей. Он вычурно поклонился хозяйке, что так соответствовало его необычной внешности, и заговорил с легким, но различимым акцентом:
— Принцесса, я пришел, чтобы засвидетельствовать вам свое уважение. Полагаю, что мой отец писал вашему супругу. — Он поднес руку хозяйки к губам и с изяществом поцеловал.
— О да, припоминаю. Какие-то родственные связи. Двоюродная тетя, не так ли? — Она любезно улыбнулась столь милому молодому человеку.
Поль признал, что именно двоюродная тетя связывала их семейства, и снова поцеловал руку хозяйке дома. Принцесса Эстергази отвела его в сторону и в своей живой манере принялась расспрашивать о детстве и нынешних обстоятельствах.
Эмма приняла с подноса лакея чашечку кофе и незаметно придвинулась к хозяйке и новому гостю. В этом человеке было нечто такое, что приковало ее внимание. Нечто интригующее: темный взгляд, то, как он держался, словно вот-вот собирался совершить отчаянный поступок. Он казался коренастее Аласдэра, и одежда на нем сидела хуже, видимо, покрой был не так хорош. Аласдэр бы сразу определил, у кого сшит сюртук: у Вестона или Шульца, Швейцера, Дэвидсона или менее известного портного. А может быть, дело было в фигуре: не те плечи, не такие длинные, как у Аласдэра, ноги, и поэтому на панталонах легкая морщинка, неидеальная линия бедра…
— Леди Эмма, позвольте вам представить мистера Дени. — Принцесса Эстергази заметила, что девушка стоит рядом. — Он тоже только
— Здравствуйте, мистер Дени. — Эмма нисколько не сожалела, что прервали ее сравнения, и протянула руку. Поль поклонился и поднес ее к губам. Его жест поразил Эмму налетом напыщенности, и она почти сразу отняла руку. — Вы француз?
— Из семьи эмигрантов, мэм. — Молодой человек улыбнулся, демонстрируя очень белые, но слегка неровные зубы. — В девяносто первом, когда мы бежали из Франции, я был еще мальчиком. Нас приютили добрые друзья родителей из Кента.
— Вы помните революцию, сэр? — Думая о кровавых ужасах Террора, Эмма всегда испытывала какую-то мрачную радость.
— В памяти кое-что осталось. Вы интересуетесь революцией? — Улыбка Поля стала шире, глаза остановились на лице Эммы, и она ощутила странное и беспокоящее чувство, будто между ними установилась близкая связь. Он смотрел так, будто был единственным человеком в комнате. На нее давно так не смотрели, разве что неуклюжие сыновья сельского эсквайра одаривали мужским вниманием. Без сомнения, чистый флирт, но Эмма была не против игры.
Она улыбнулась, и ее глаза немного сузились.
— Это какое-то наваждение: события того страшного времени меня ужасно захватывают. И если вы согласитесь удовлетворить мое любопытство, то найдете самого благодарного слушателя.
— С восторгом. — Дени предложил ей руку, и они двинулись от центра комнаты к дивану, стоявшему в углублении возле окна.
Принцесса Эстергази удовлетворенно кивнула. Ей нравилось оказывать благодеяния друзьям и родственникам. И хотя она ни за какие блага не вспомнила бы эту самую двоюродную тетю — раз муж сказал, значит, тетя на свете жила, и принцесса была рада замолвить за родственника словцо. Молодой человек показался ей совершенно обычным: хорошо воспитанным и прилично одетым. Не настоящий денди, конечно, но… Если ему удастся заполучить наследницу с ее двумястами тысячами фунтов, она решит, что сделала хорошее дело.
В отличие от принцессы Мария Уидерспун не могла похвастаться чрезмерным альтруизмом. Ее взгляды на мир отличались прагматичностью и простотой. Эмме нечего тратить время на какого-то бедняка без роду без племени. Она приехала в Лондон, чтобы обзавестись мужем, и Мария не видела причин, почему в жилах этого будущего мужа не должна течь королевская кровь.
Она налетела на молодых людей и, сияя улыбкой, объявила:
— Эмма, нам пора! — Затем, подняв изучающие глаза на ее спутника, произнесла: — Добрый день, сэр.
Эмму поразило ее поведение. Обычно Мария не казалась высокомерной, но сейчас в ее манерах появилась непривычная величественность, словно требовалось разбить непомерные притязания выскочки. Девушка представила Поля и очень удивилась тому, как холодно кивнула Мария. Впрочем, француз, казалось, совершенно не заметил ее сдержанности и галантно поздоровался. Но когда Эмма начала прощаться, состроил комическую мину, так что она чуть не рассмеялась.
— Ваша компаньонка сочла меня никчемным, — пробормотал он, удерживая Эмму за руку. — Можно я заеду к вам на Маунт-стрит? Или она меня не пустит?