Валька
Шрифт:
Валька прибавила в весе за три года, стала рыхлее. Гусеву на это было совершенно наплевать. На ней были бордовые туфли с пряжками и низким каблуком, брючный костюм, а под костюмом белая рубашка с кружевами. На запястье красовался широкий вульгарный золотой браслет. Перекрасилась Валька в блондинку, прическу сделала – простонародное каре, проглядывали черные корни. Брови выщипаны и слегка высветлены. На глазах слишком много туши. Щеки подмазаны. Губы накрашены толсто. Ногти ухожены. Зубы – Гусев успел разглядеть – починены, подправлены, и побелены. Гусев поймал себя на ощущении, что
– У меня теперь много денег.
Валька попыталась улыбнуться, но у нее не получилось.
– Давай уедем, – сказал Гусев. – Меня там машина ждет. Уедем прямо в аэропорт. А потом – хоть в столицу, хоть на Карибы, хоть в Японию. Можно в Италию, если хочешь. У меня там есть квартира.
Валька пыталась понять, серьезно он это говорит или нет. Решила, что серьезно. И сказала:
– Я не могу.
Гусев выдержал паузу прежде чем спросить:
– Почему?
Валька еще немного подумала, напрягая мысль, и сказала:
– У меня дочь.
– Мы возьмем ее с собой.
Валька запнулась, снова часто замигала, и спросила:
– Правда?
– Правда.
Валька задумалась. И даже, думая, отхлебнула амаретто.
– Леша тебя убьет, – сказала она наконец.
– Какой Леша? А, Землемер. Не убьет. Я ему денег дам. Много.
– Он любит дочь.
– Он никого не любит, – возразил Гусев. – Впрочем, как знаешь, Валька. Как знаешь.
Он пригубил коньяк.
– Не знаю, – сказала Валька. – Не знаю. Страшно. Гусев, ты меня любишь?
Гусев кивнул и снял солнечные очки. И еще раз кивнул.
– Хорошо, – сказал он. – Я поговорю с Землемером.
– Его нет в городе.
– А когда будет?
– Завтра. Но мы сразу уезжаем.
Это «мы» очень не понравилось Гусеву, но он не подал виду. Ну, дура – ну что с нее взять.
– Когда и куда?
– В столицу. Меня к нему привезут. На вокзал.
– На вокзал? Он … вы … поездом едете?
– Да, новым, по новой ветке, атас и шик-модерн, в отдельном вагоне. Леша не любит самолеты.
– Надолго едете?
– На месяц.
– А дочь?
– Света сейчас у бабушки, там. – Валька сделала очень неопределенный жест, означавший, очевидно, другой город. – Ее тоже привезут к вокзалу. Она хорошенькая.
– Может, проедемся? – спросил Гусев. – У меня машина…
– Нет, нельзя. У меня дома охрана, на улице охрана, шофер приедет через пять минут.
– Я поговорю с Землемером, – повторил Гусев.
– Может не надо, а, Гусев? – боязливо спросила Валька. – Он разозлится, он злопамятный. Я не хочу, чтобы ты … пострадал. Из-за меня. Не хочу.
– Ты согласна уехать со мной? – спросил Гусев.
Валька заплакала.
– Отвечай, – холодно сказал Гусев. – Согласна?
– Да, – ответила Валька, плача.
– Вот и славно, – сказал он, схватил салфетку, левой рукой взял Вальку за затылок, а правой стер с ее губ помаду. И стал ее целовать. – В столице, –
***
Выяснив, что за атас-и-шик-модерн поезд едет по новой атас-и-шик-модерн ветке в столицу и когда, и что за персональный вагон забронировал себе Землемер, Гусев с двумя охранниками выехал утром на машине. Перемахнули перевал, проехали город с вокзалом, и устремились дальше по гладкому шоссе к следующей станции – недавно разросшийся пригород имел свою станцию на атас-и-шик-модерн ветке, роскошную, большую, с огромным залом ожидания с баром, в это время еще закрытым. Автомат отказался продать Гусеву билет – мест в поезде не оказалось. Гусев направился к кассе. Мрачная хохлушка за стеклом сказала, что мест нету, чего вы лезете, не понимаете, что ли. Тогда Гусев выложил одну за другой четыре банкноты и протолкнул их в окошко. Когда билетерша вопросительно на него посмотрела, он прибавил еще две банкноты, и билет появился и был вручен Гусеву. Гусев вернулся к машине и велел охранникам следовать к следующей курьерской станции – на полпути к столице. Они запротестовали, но Гусев повторил приказ строгим голосом, после чего взял у охранника пистолет и сунул его себе за пояс.
Когда поезд подошел к станции, Гусев оправил пиджак и манжеты и спокойно зашел в свой вагон.
***
– Не понимаю, – сказал Кравченко. – Зачем? Что за страсти? Кто такой Землемер, в конце концов, в социальном смысле? И кто вы? Вам только косо посмотреть, и его бы не стало.
Гусев странно на него глянул, отвел глаза, поморщился.
– Наверное именно так мне и следовало поступить.
– Что ж не поступили?
– Я бы перестал быть самим собой, и она бы это поняла. Дура пустоголовая, ничего не понимает, хоть ты тресни, а это – поняла бы.
Кравченко повел бровями. Довод не показался ему убедительным.
***
Поезд отошел от станции, и Гусев, сунув билет во внешний карман пиджака на случай встречи с проводником, направился по вагонам в конец поезда. Он был холоден, трезв, внимателен к деталям, и готов ко всему. Атас и шик-модерн поезд летел на дикой скорости через степь, по прямой на север, в гармошках между вагонами шумело и грохотало оглушительно. Дойдя до последнего вагона, Гусев проверил под пиджаком пистолет, оправил пиджак, и открыл дверь.
Интерьер вагона напоминал удлиненную гостиную, вычурно стилизованную под восемнадцатый век. За массивным столом, со стаканом виски в руке, сидел толстый Владик. Перед ним стоял открытый ноутбук. Рядом с Владиком возвышался охранник, которому Владик что-то показывал на экране ноутбука – что-то смешное, наверное – охранник улыбался. Оба подняли головы и воззрились на Гусева. Позади них – перегородка с дверью, ведущая, следовало думать, в спальню.
Гусев шагнул в вагон. Дверь за ним закрылась, и в этот момент ему к затылку приставили пистолет.