Валлийская колдунья

Бекнел Рексанна

Он приподнял и прижал ее к себе — живот к животу, грудь к груди. Как получилось, что они так идеально подошли друг другу? Он такой высокий и сильный, она такая маленькая и хрупкая. Это был не тот человек, не из той страны, и все его мысли были не те. И все же он заставлял ее тело петь, а сердце изнывать.

Его язык требовательно прижался к ее губам, пробуя проникнуть внутрь, и Уинн моментально раскрылась. Она хотела, чтобы он пробудил ее к жизни. Прикосновения его языка, который полностью заполнил ее рот, а затем отступил, лаская ее губы,

как теплый бархат, вызвал в ней самые греховные ощущения.

Он держал ее в неистовом объятии, опустив одну руку ниже талии и крепко прижав к чреслам. Тут же их охватило пламя, и, не сознавая, что делает, Уинн положила руку на изгиб его мускулистых ягодиц. Он порывисто дернулся в ответ на эту безыскусную ласку.

— Боже мой, как долго ты меня мучила, — прошептал он ей в ухо. Сначала его губы нашли этот чувственный участок, а потом и язык.

Уинн задохнулась и выгнулась дугой от невероятного удовольствия — или, может быть, боли? Видимо, они очень похожи друг на друга. Желание, растущее в ней, готово было вырваться за пределы хрупкого тела. Тем не менее, Уинн была уверена, что этот взрыв будет изумительным, и она жаждала его больше всего на свете.

— А теперь ты меня мучаешь, — задыхаясь, проговорила она, и ее руки скользнули вверх по его спине.

Через мягкую ткань рубахи она чувствовала каждый его мускул, каждую выпуклость, изгиб и впадинку на его торсе. Он весь горел, как в огне, который вскоре должен был поглотить их обоих, потому что она тоже почувствовала, будто ее опалило пламя.

— Я и дальше тебя буду мучить. Всю ночь напролет, — пообещал он, сопровождая свою хриплую речь возбуждающими поцелуями. Вниз по шее, вдоль ключицы, прижимаясь к впадинке, затем еще ниже, к вырезу платья, пока наконец горячие губы не нашли выпуклость груди. Только тогда Клив замер. — Ты на самом деле колдунья, моя дикая валлийская роза. Колдунья, которая поработила меня. Вещунья, пленившая меня своими чарами.

Внезапно Клив поднял ее на руки и быстро и уверенно понес сквозь темноту, шагая по высокой траве. Он остановился, только когда достиг ковра, который заранее приготовил.

— Ты околдовала меня, — пробормотал он. — То ли каким-то черным зельем, то ли темным блеском своих глаз, не знаю. Но я должен владеть тобою сегодня, Уинн, ничего другого быть не может.

Он поставил ее на ноги и вновь притянул к себе. Его руки медленно погладили ее спину, отнимая у девушки последние силы. Ее заволок туман страсти. Но прикосновение Клива, пусть и неспешное, было тем не менее настойчивым.

— Стань моей, любовь моя. Здесь и сейчас. Навсегда, — тихо и горячо прошептал он ей на ухо.

— Навсегда? — переспросила Уинн, находя его губы, пытаясь проникнуть в его рот, чтобы так же пробудить в нем чувственность, как это всегда ему удавалось. Потом она чуть отстранилась. — Не может быть никакого навсегда, — прошептала она скорее для себя, чем для него. — Есть только сегодня. Вот и все, что для нас существует.

Но Клив не обратил внимания на ее слова.

Он как будто сражался с их общими сомнениями, когда еще раз нашел ее губы.

— Это мы еще посмотрим, — пробормотал он и потянул ее на ковер, на котором они оказались рядом, стоя на коленях, лицом к лицу, соприкасаясь бедрами и прижавшись друг к другу грудью. — Это мы еще посмотрим.

Уинн, однако, продолжала бороться с порабощающей силой его прикосновения.

— Нет. — Она покачала головой. — Есть только сегодня. Ты должен это знать.

Наступила пауза.

— Не только сегодня, Уинн. Если бы ты позволила.

Она отпрянула от этих слов, как от холодного порыва ветра.

— Ты глупец, раз все еще так думаешь, — прошептала она, чувствуя боль в сердце оттого, что в этот сладчайший миг волшебства вторгается действительность.

— Проклятие! — выпалил он, хотя и не выпустил ее из своих рук. — Если ты веришь в это, зачем же ты тогда пришла ко мне? Если ты собираешься днем видеть во мне врага, то зачем ты приходишь ко мне ночью как к любовнику?

Уинн не нашлась, что ответить, по крайней мере вслух. Не могла же она сказать, что он единственный мужчина в ее жизни, которого она ставит выше всех. Она бы ни за что не призналась, что ее чувства давно переросли обыкновенную страсть. Признание в любви ничего бы ей не дало, а стоило бы очень многого.

Но ее молчание только усилило его раздражение.

— Так зачем же ты пришла ко мне? — потребовал он ответа, встряхнув ее как следует.

— Я хотела… я хотела дать выход этой страсти! — с досадой выкрикнула она. — Ничего больше. Ничего, — повторила она.

— Ты ведь не тронута, не так ли?

Уинн стиснула зубы.

— Да, я девственна, — подтвердила она. — Но какое это имеет значение?

— В Англии девушку вроде тебя держат подальше от мужчин. Ее чистота — это награда, которую берегут для мужа.

— Но мы не в Англии! — закричала она, выведенная из себя бессмысленным спором.

Он рассмеялся.

— Нет, мы как раз в Англии, моя любовь. За валом начинается Уэльс, а там, где мы сидим, английская земля.

Да, тут он ее перехитрил. Даже если и так, Уинн все равно не видела смысла в этом разговоре.

— Нечего растолковывать мне, что ценится в Англии. Если бы англичане ценили невинность девушек, они бы не насиловали всех подряд. А сам-то ты? Тебе наплевать на мою невинность, иначе бы ты так рьяно не старался забрать ее!

Он с минуту внимательно смотрел на нее в темноте.

— А мне и стараться-то особенно не пришлось.

— Да ты… самый настоящий негодяй! — Уинн попыталась высвободиться из его рук, но хватка у него была немилосердная. В глубине души она знала, что он весьма близок к истине, но все же ей не хотелось принимать всю вину на себя. — Если ты считаешь, что я поступаю… так беспечно, тогда убирайся отсюда! И оставь меня в покое.

Несколько секунд они не сводили друг с друга озлобленных взглядов. Затем он виновато хмыкнул.