Вальпургиева ночь
Шрифт:
— Верняк! — ответила я, громко чавкая. — Золотые были времена! Нету еще бабульки, которая на спекуляции молочными продуктами нажила себе домик в деревне… на Рублевском шоссе! Ешь давай, не отравишься!
Мишка побелела, как мой брат при виде записки: «Леша! Не вымоешь посуду, порублю на лапшу, и суд меня оправдает! Любящая мама», и закатила глаза:
— Ой, щас стошнит…
— Только не в крынку.
— Я предусмотрительно убрала заветную емкость подальше. — Ну и не ешь, мне больше достанется…
В очереди мы прождали сравнительно недолго — всего-то около часа.
Наконец настала и наша очередь. У Михи по мере приближения к двери лицо все больше становилось похожим на ее желудок. Да, плющило деву по полной…
Да и у меня не было абсолютно никакого плана; в отношении того, как бы нам развеселить Готфрида. Приходилось надеяться на импровизацию и вдохновение…
Мы попали в длинный зал, об утилитарном назначении которого (эх, уважаю я Миху!) можно было судить с трудом. Помещение размером со стандартную школьную столовую было украшено длиннющим столом, за одним концом которого куксился мужик в подбитом мехом кафтанчике, парой лавок да традиционными рогатыми головами на стенках… Здесь рогатые сувениры смотрелись особенно актуально.
— Ну! — капризно вопросил мужик. — А вы чего покажете? Как меня развеселите?
— Да как хочешь! — бодро ответствовала я. — Хочешь, сказку расскажу, хошь — спляшу, хошь — покажу, как ушами шевелить умею… Mогем устроить традиционное развлечение, по-русски «пьянка — дранка», тебе в таком депресняке, по-моему, этого и не хватает.
Мужик оживился, но на всякий случай переспросил:
— А кукол показывать не будешь?
— Вот те крест и аттестат!
— А морды глупые корежить не будешь? — настырничал Готфрид. — Не будешь показывать попадью, дочь ее Пушку и жирного попенка?
— Ни разу! — пообещала я. — У меня свои методы… Через пять минут будете ржать, как лошадь Сильва… то есть за пузечко от смеха держаться. Только вот монашек со мной приблудный. Слышали мы, что у вас тут заблудшие души имеются, может, исповедовать кого надо? Это он зараз…
Эх,не стоило об этом. Дядька сразу расклеился, завздыхал, однако купился на мою ахинею. Я еще и моргнуть не успела, как дядька принялся расспрашивать Мишку:
— Ты здешний? В сан посвящен?
— Угу, — неохотно буркнула правдивая наша. — Сами мы не местные…
— Поди-ка сюда, — помахал ей Готфрид ручкой…
Делать было нечего, и я зашевелила конечностями. Вблизи обнаружилось, что у Готфрида очень грустные и добрые глаза, прямо как у моего Жупиньки,когда он болеет (мельком я отметила тот факт, что Готфрид вовсе не такой старичок, каким его изображала семипендюринская легенда…).
Готфрид без лишних разговоров сунул мне перстень-печатку, какой-то сверток и велел:
— Пойди, брат, навести мою бедную жену и ее… бедного друга. Может быть, им тоже нужно утешение и увеселение в сей тяжкий для всех нас час. Перстень послужит тебе пропуском, я оставил стражу у входа в северное
Тут мне показалось, что глаза у Готфрида как-то странно сверкнули, но я списала все на свою природную мнительность.
— Иди, иди! — поторапливал меня Готфрид. — Северное крыло начинается сразу за этим залом…
— Иди, иди! — вклинилась Полинка. — Хлеб у меня не отбивай!
Разумеется, Полинка просто здорово придумала способ включить меня в игру и выключить из плана развлечений. Я не сомневалась, что после десяти минут наедине с Полиной Готфрид икать будет и пить водичку, захлебываясь от смеха. Но… только вот как-то все получалось слишком просто. Нет, я, конечно, была только рада такому повороту событий и ни в коем случае не хотела усложнять себе жизнь, просто… Просто мне казалось, что одним банальным посещением пажа с последующим инструктажем по технике безопасности в условиях крайне напряженной обстановки дело не ограничится.
Но делать было нечего. Я сгребла со стола сверток и перстень и отправилась к противоположному выходу, как обычно путаясь в рясе.
Сразу за дверью начинался длинный коридор, плохо освещенный, грязноватый, по полу катаются клочья пыли… Эх, сюда бы всех тех, кто кричит о романтике Средневековья. Вот она, романтика, к подолу липнет. Ну что, что в этом хорошего? Рыцари? Ага, грязные, страшные и вшивые. «О доблести вашей ходят легенды, пятнадцать зубов вы потеряли в боях и походах…» Это из какого-то эпоса. Представьте себе щербатого красавчика! Прекрасные дамы? Угу, «дорогая, из похода вернусь скоро, через две недели. Ты уж дождись меня, не мойся…». А это уже документально засвидетельствованное явление, письмецо к жене какого-то рыцаря. Хороша парочка — он щербатый, как дуршлаг, она грязна, как халат уборщицы. Зато — любо-овь просто неземная! Он ее за волосы — и об стол, об стол! (Всякие чувствительные стишки они чужим женам сочиняли!) Она ему мышьячку в протертый супчик, на мясо-то оставшимися зубами он и не покушается…
Вот так, бурча себе под нос и возмущаясь окружающей обстановкой, я добрела до двух дюжих молодцов с секирами и при полном военном параде. Ребята явно скучали, поэтому старались развлечь себя, как умели. Я застала их в тот момент, когда они оживленно пинали ногами чей-то шлем, пытаясь одним пинком добросить его до секиры, прислоненной к стене в нескольких метрах от них.
Завидев меня, они нехотя оторвались от шлема и подобрали секиры. Я с достоинством приблизилась, стараясь, чтобы колени не сильно стучали, а то походка получается как у подбитого страуса.
— Чего надо? — осведомился один стражник, позевывая.
Никакого уважения к монашеству! Хотя… в те времена к католической церкви отношение было самое негативное из-за, мягко говоря, непотребного поведения римских церковных властей во главе с папой. Хорошо хоть сразу по моське не надавали. Я приосанилась и напевно прогнусавила:
— Я брат Микаэл… иду исповедать бе-эдных грешников, которых вы стережете. Хозяин разрешил, вот перстень его…
Второй стражник задумчиво повертел перстень не совсем чистыми пальцами.