Валтасар (Падение Вавилона)

Ишков Михаил Никитич

Два дюжих охранника, ни слова не говоря, подхватили Седекию под мышки, приподняли и выволокли в коридор, при этом ненароком задели крикуном о дверной косяк. Это тебе за Набузардана... Седекия на мгновение притих, поджал ноги и вдруг отчаянно зарыдал. Всхлипывал он и во дворе, куда его вытащили, где посадили на каменные плиты, возле оцепеневшего, стоявшего столбом племянника. Тот не пошевелился, не повернул головы, не взглянул на дядю - долговязый, поседевший Иехония пустыми глазами взирал на весеннее, ласковое небо. Видно, от сегодняшнего дня, от неожиданного помилования он тоже не ждал ничего хорошего. Его жены, дети, народившиеся

в плену, по одному начали подбираться к слепому Седекии, принялись успокаивать его. Гладили по волосам, грели старику руки, а тот вдруг опять начал голосить, да с такой силой, что Амель-Мардук, заседавший в ту пору на первом после обретения царственности государственном совете, невольно обратил внимание на эти вопли.

Большинство членов совета воспротивилось решению о выводе Иехонии. Правитель сидел на троне и, нервно покусывая губы, выслушивал собравшихся в зале князей-рабути, официально именуемых "царскими головами". Те вставали один за другим и в приемлемых выражениях рекомендовали Амелю не спешить с таким небывалым ни в Вавилоне, ни в Ассирии делом. Освобождение иноземных царьков, испятнавших себя предательством и два десятка лет отсидевших в плену, вряд ли можно было считать актом величайшей государственной мудрости.

– Если они сдохнут в яме, - заявил раб-мунгу* Нериглиссар, - Вавилону будет только польза, ибо рассчитывать на благодарность иври, двадцать лет просидевших в доме скорби, неразумно. Они все равно будут посматривать в сторону египетского фараона.

– Но фараон - наш союзник!
– воскликнул правитель.

– До той поры, пока у Вавилона сила, - ответил Нериглиссар.
– В армии не понимают, почему предатели получают прощение, а доблестным воинам приходится влезать в долги и закладывать свое имущество. Армия ждет от господина достойных решений, направленных на повышение благосостояния народа, на облегчении бремени.

– Этим решением я укрепляю тыл страны. Впереди нас ждет более грозный противник, чем египетский фараон.

В этот момент и раздались вопли Седекии.

Амель-Мардук поморщился, вскочил с тронного кресла, поспешил на лестницу, с которой открывался вид на административный двор. Все члены совета, торопливо последовавшие за ним, столпились на верхней площадке.

Начальник дворцовой стражи тут же бросился к царю, рухнул на колени несколькими ступеньками ниже. На его лице вырисовывалось нескрываемое смятение.

– Что за шум?
– повысил голос Амель.
– Кто посмел нарушить речь царя? Говори!

– Иври просят о милосердии.

Царь не поверил услышанному. Он изумленно посмотрел на группу распростертых внизу людей, на Иехонию, родственники которого сумели, наконец, расшевелить повелителя, оторвать его от тупого созерцания неба. Тот, очнувшись, тоже рухнул на колени. Только не замечавший ничего вокруг себя старик Седекия продолжал стенать.

– О чем они просят?
– переспросил Амель-Мардук.

– О милосердии, господин.

– Как понять?
– Амель насупил брови.

– Они умоляют не высылать их в Иудею, оставить здесь под крылом твоей царственности.

Амель-Мардук, словно защищаясь, вскинул руки, сделал шаг назад. Все, кто находился во дворе, замерли. Царь медленно, наливаясь гневом, повернулся к членам государственного совета.

– Что здесь происходит?
– тихо, с угрозой выговорил он.
– Почему в этом

городе, в моей столице, никто не желает выполнять мои приказы? Почему каждое мое желание, каждая воля, я уже не говорю о распоряжениях, вызывают гору возражений? Почему все кому не лень осмеливаются спорить со мной?! Кто, в конце концов, облачен в царственность? Я или вы? Даже эти, - он указал на толпу коленопреклоненных иври, - без конца поющие псалмы о потерянной, Богом данной стране, оплакивающие свои палестины, теперь требуют милости. Почему эти безумцы вместо того, чтобы радоваться и славить мое имя, смеют мне перечить? Им что, пришелся по нраву мой дом скорби? Там так замечательно? Их перекормили сладостями, развратили дарами?

Щека у Амель-Мардука началась подергиваться.

Начальник стражи побелел. Он пониже опустил голову, крепко вцепился в ступеньки, пытаясь унять дрожь в руках.

Ответа он не дождался.

Наступила тишина, и в натянутом, грозовом безмолвии неожиданно раздался тонкий, срывающийся голос Седекии.

– Кто это?
– слепой указал пальцем в сторону лестницы. Навуходоносор, царь Вавилонский? Бич Божий? Лев, вышедший из чащи?..

Никто не решился ответить ему. Все смотрели на правителя, все ждали приступа неслыханного гнева, наводящей ужас кары, которую новый царь обрушит на голову нечестивца. Маленький мальчик из отродья Иехонии, кудрявый, с испачканными щеками, подошел к слепцу и, дернув за рукав его полуистлевшей хламиды, звонко объяснил.

– Навуходоносор, царь Вавилонский, разрушитель Храма, ушел в страну без возврата. Это Амель-Мардук, наш новый повелитель.

Все иври - мужчины, женщины, сам Иехония - распростерлись ничком на каменных плитах, накрыли головы руками. Только слепой Седекия остался сидеть, а мальчик стоять.

Седекия неожиданно - совсем, как ворон крыльями, - захлопал себя по бокам.

– Хвала тебе, Всевышний! Славься, Господь наш, Бог Израиля, распростерший небо, расстеливший силой своею землю. Свершилось предначертанное! Я знал, я верил, во тьме узрел я свет истины, ибо Бог есть истина!

Он неожиданно ловко поднялся на ноги и принялся пританцовывать на месте, потом разошелся вовсю - вскинув руки, пошел по кругу, начал что-то напевать про себя.

Амель-Мардук во все глаза смотрел на него, даже рот открыл от изумления, затем сглотнул и заторопился вниз. Начальник стражи едва успел освободить ему дорогу. Пропустив правителя, он на расстоянии нескольких ступенек двинулся вслед за ним.

Царь, спустившись на двор, приблизился к выплясывающему и что-то напевающему про себя слепцу. Голова Седекии была обращена к небу, туда же направил взгляд и Амель-Мардук. Изучив бездонную синь, он перевел взгляд на Седекию.

– Кто лишил тебя зрения, старик?

– Кто ты?
– бесстрашно, вопросом на вопрос ответил Седекия и запрыгал ещё резвее.
– Амель-Мардук?
– Внезапно он замер в нелепой позе с вскинутыми, словно крылья, руками и спросил.
– Это ты, господин?

– Да. Скажи, старик, кто ослепил тебя, впавшего в пророчество!

Седекия заговорил ровно, членораздельно, низким голосом.

– Сказано: "Отдал Господь земли сии в руку Навуходоносора, царя Вавилонского, раба Моего, и даже зверей полевых отдал ему в услужение. И все народы буду служить ему и сыну его... доколе не придет время... И будут служить сыну его народы многие..."