Валя offline
Шрифт:
— Она обязательно прилетит, вот увидишь, — говорит баба Лиза. — Давай посидим ещё немножко.
Мы сидим на обрыве, на складных брезентовых стульчиках. Холодно, ветер продувает сквозь вязаную кофту, треплет поля бабушкиной широкополой шляпы. Но она у неё на резиночке — не сорвёшь!
Штормит. Мы пьём горячий чай из крышечек от термоса — я из большой пластиковой, а баба — из маленькой металлической. Всу мочке
— Лиза! Это она! Молская птица! Смотли, вон хвост!
— Это русалочий, — глядя в маленький театральный бинокль, говорит баба Лиза. — Мы подождём ещё…
Ну когда же, когда я в кого-нибудь влюблюсь?! Это же так здорово, наверное, с кем-то встречаться! С каким-нибудь парнем. А я, между прочим, ещё ни с кем ни разу не целовалась. Только однажды на баклажане пробовала — на всякий случай, мало ли. Мне Федоренка показывала, когда мы дежурили в пришкольном парнике. Мы учимся в одном классе. У неё и парень уже есть, они целых два года встречаются. Только его скоро заберут в армию. Так что Федоренка кое-что смыслит в этой жизни. Вообще-то, лучше тренироваться на помидорах, но их в тот раз не было — только что сняли урожай. Поэтому пришлось довольствоваться синенькими (это Федоренка баклажаны так называет).
— Присосись к нему, как будто ты пылесос, — советует она, а у самой вся шея в засосах.
Синенькие скользили, и вообще меня всё время преследовала мысль, что я, как дурочка, целуюсь в парнике с баклажаном.
Мой идеал парня — Роберт Паттинсон. Я когда о нём думаю, у меня посередине, между рёбрами и животом, сразу и щекочет, и холодит. Ну почему на месте Беллы не я? Ну почему?!
Всё просто — я некрасивая. Уродка. А мама даже тушью не разрешает пользоваться. Говорит, что от неё ресницы выпадают и морщины раньше времени. Если б только она разрешила!
Терпеть не могу свои волосы — как у мыши.
Когда мне исполнится шестнадцать, я уйду из дома и стану свободным художником. Перекрашусь в чёрный, буду носить цветастые платья в пол, как у Карины, и путешествовать дикарём. То есть, странствовать по свету с этюдником. А годам к тридцати обоснуюсь в Акапулько или где-нибудь на Алтае — я ещё не решила.
Надо ей написать, Карине. И прыщ на подбородке выдавить.
У меня даже компа нет! Что за жизнь?
Сегодня мама освободилась пораньше, и мы пошли на море. Середина августа — людей на пляже больше, чем ракушек после прибоя.
Я собираю ракушки в два мешочка. Белые плоские — в большой, а тёмно-серые выпуклые в маленький. Я сделаю из них панно, вставлю в круглую рамочку и подарю маме. Она обожает, когда я мастерю своими руками. Однажды я смастерила ей ловца снов из ниток мулине и куриных перьев. Но наш кот Жозефина омрачил мамину радость. Он засунул в ловца лапы,
Залив блестит, как огромная полоса расплавленного металла. На горизонте стоят паруса рыбачьих лодок.
— Мам, мы запишемся в художку?
Море шуршит о гладкие камни — они все поросли ярким мхом. А вдалеке горы в густых белых облаках, как голые коленки после парной.
— Какая художка? Я школу-то нормальную не могу найти! Посмотрим.
Всё ясно, мама опять не в духе.
— Я искупнусь, ладно?
— Только быстро. Нам ещё на базар, пока не закрыли, картошка кончилась.
А я вообще могу круглый год одними арбузами питаться! Разрежешь его пополам, а там — засахаренный мармелад! И ложкой его, ложкой, прямо из половинки — а на дне потом розовое озеро. Выпиваешь его со свежим батоном вприкуску — прелесть! Почему не продают арбузный сок в пакетах? Всякий апельсиновый и яблочный есть, а арбузного не продают.
Я бегу в воду по крупному мокрому песку — он весь из маленьких разноцветных камушков, как из бисера!
— Эй, осторожней! Чуть ногу не отдавила, овца!
Я оглядываюсь:
— Извините, пожалуйста.
— Извините! Смотреть надо, куда прёшь! — передо мной загорелая девчонка с длинными волнистыми волосами.
Какая красивая! Только лицо сердитое.
— Чего уставилась? Шевели колготками! Лифчик, смотри, не потеряй.
Она хохочет, запрокинув голову, как на сцене. А следом хохочут остальные девчонки, все в ярких бикини.
Просто мне купальник великоват. Мама купила на вырост, а он ещё и растянулся.
Купаться уже совершенно не хочется. Я отплываю в сторону — подальше от этой компании — и выхожу на берег.
Надо попросить маму купить мне новый купальник. На базаре можно найти не очень дорогой.
Когда я возвращаюсь на наше место, мама разговаривает с каким-то мужчиной. У неё всё лицо и шея в красных пятнах. А у мужчины ничего такого, только гладковыбритый волевой подбородок.
— Здравствуйте, — говорю я мужчине и беру полотенце. Где-то внутри дребезжит маленький тревожный звоночек.
— Привет, — отвечает он и пристально на меня смотрит.
Мне неловко, кажется, я даже краснею. Когда мне неловко, я становлюсь горячей и слышу в ушах море. Хотя я его и так сейчас слышу — вон же оно, совсем рядом. А чего он уставился, как я вытираюсь? Ещё в костюме на пляж явился, бред какой-то.
— Ты нас не представишь? — спрашивает он у мамы.
— Не вижу смысла. Собирайся, Валя, мы уже уходим.
— Ну хорошо, я тогда сам представлюсь, — говорит мужчина и откашливается в кулак. — Валя, я твой папа.
И так он это буднично сказал — так наш сантехник говорит, когда приходит чинить трубы:
— Привет, я сантехник.
Как будто я не знаю.
Мужчина точно таким же тоном это сказал. А мне показалось, в небе что-то взорвалось.