Валюта для надежды

Романовский Владимир Дмитриевич

– Зачем он сделал это? .

– Ты кого имеешь в виду?

– Сам знаешь.

– Откуда я могу знать?
– Зуев пьяно качнул головой.

Значит, и он заодно с Саранцевым, с горечью подумал Уланов.

– Разве так можно, Валера?

– Такова жизнь, дорогой Саша.

– И много у Камовского пропало?

– Говорит, семьсот тысяч баксов. А сколько на самом деле, разве у Камовского теперь узнаешь? Может, половину он себе забрал. Дело темное.

– Я мог бы помочь Камовскому найти пропавшие деньги. Если бы он обратился.
– Уланов пристально посмотрел на Зуева, тот не выдержал

и отвел взгляд.

– Кругом бардак.
– Зуев сказал первое, что пришло в голову.
– Еще по одной?

– Наливай.

Они выпили, и к Зуеву вернулся дар речи:

– Я не хочу даже вникать. Чем хуже, тем лучше. У нас своих дел хватает. Еще по одной?

– Потом... Покажи лучше банк информации, ты давно обещал.

– Другое дело, - обрадовался Зуев.
– А Димку ты не вини. Идет большая игра, ты о ней даже не подозреваешь. С ним мы все выиграем, и ты в том числе. И для Козиной он деньги достанет. Сам, без этих баламутов... Информационный банк, говоришь? Нет проблем, - Зуев сделал небрежный жест и пересел к компьютеру.
– Вот, смотри... Включаем, загружаем... Машина запрашивает пароль...

Уланов пересел поближе.

– Пожалуйста, ввожу. Вот запрашивает второй пароль... Нет проблем... Дернем ещё по одной?

– Потом...

– А я тяпну.

Уланов подождал, пока Зуев проделал весь ритуал и снова сел за компьютер.

– Когда вводишь исходные данные и запускаешь модуль, чувствуешь себя почти премьер-министром. Вот... Теперь досье. Видишь, система защищена. Но когда войдешь в нее, можно работать с файлами: изменять, копировать, уничтожать записи, вносить новые.

– А если полетит винчестер? Что будет с досье?

– Саша, ты меня обижаешь.
– Зуев встал, качнувшись, шагнул к сейфу. Металлическая дверь пронзительно скрипнула, и спустя минуту он вернулся. Вот смотри, - он протянул Уланову пластиковый пакет с вложенным блестящим диском.
– Страховая копия. Чудовищная емкость.

– Найди мне кого-нибудь.

– Нет проблем. Кого хочешь?

– Мне все равно. Бурмистрова, например.

– Нет проблем. Набираем "Бу". Пожалуйста - Буканов, Буланов, Бурмистров, Бусыгин... Выбирай любого. Файлы открывать не будем. Но я тебя уверяю - там все данные, которые только можно собрать о человеке. Журнал "Знание - сила" помнишь? Так вот у нас здесь такое знание и такая сила... Удвоенная.

– А Подорожный там есть?

– А как же. Наш человек, свой парень...

– А как выглядят наборы данных, можешь показать?

– Нет проблем.
– Зуев поколдовал с клавиатурой, и на экране монитора появились названия файлов. Зуев кивнул головой.
– Вот тебе наборы данных. Один файл - один человек. Пять тысяч записей. Можно... это самое...
– Он вдруг замолчал. Глаза его неудержимо слипались, веки наливались тяжестью...

"Ты уж извини, Валера, вы первые начали", - прошептал Уланов. Он пристально; не мигая, смотрел в его ставшими теперь бессмысленными глаза. Он представил себе, как проникает его взгляд в память застывшего перед ним Зуева, как стирается в ней образ монитора и оптического диска...

Придвинув к себе клавиатуру, Уланов начал уничтожать записи. На экране замелькали названия файлов, машина работала с чудовищной скоростью. Через

минуту на мониторе светилась пустая рамка. Он выключил компьютер и положил диск с копией досье во внутренний карман куртки. Зуев задремал, глаза его были теперь прикрыты веками. Уланов поднес ладони к его вискам и мысленно раскрыл ему глаза. Зуев зашевелился, поднял голову и посмотрел на Уланова:

– Слышь, я что, отключился?

– На несколько секунд...
– Уланов улыбнулся самой мягкой своей улыбкой, но глаза его смотрели холодно.

– Никогда такого не бывало. Значит, устал. Раньше примешь на грудь грамм пятьсот - и хоть бы что. Непорядок.
– Зуев озадаченно покачал головой, с грохотом замкнул сейф.
– В голове гудит. То ли от напитка, то ли от работы, то ли от газет, черт бы их побрал...

Глава 17. СХВАТКА

На следующий день Уланова разбудил телефонный звонок. Он снял трубку, думая, что это Елена, но услышал голос, который менее всего хотел бы сейчас слышать, - голос Саранцева.

– Здравствуй, это Дмитрий.
– Голос был удивленно-насмешливым.

– Здравствуй, - едва слышно ответил Уланов.

– Я не ожидал от тебя такой прыти, дорогой, недооценил, каюсь. Думал, этакий созерцатель. Ходячая искренность. Признаюсь, ты меня даже разочаровал...

Саранцев сделал выжидательную паузу. Уланов молчал.

– Зачем ты уничтожил досье и зачем тебе диск, Саша?

– Отдам в газету, только в другую. Пусть Подорожный напишет опровержение. Я ему расскажу все, как было на самом деле, в том числе и о пропавших деньгах...

– Как я заставлю его написать опровержение? Как заставлю редактора его напечатать? И, кроме того, там очень много правды в отношении Капитонова, Камовского. Конечно, что касается Бурмистрова, я согласен, он перегнул. Но ведь военных все ругают, на это уже давно никто не обращает внимания. Не делай из мухи слона.

– А Лена?

– Тут он допустил оплошность, как говорится, для красного словца... Журналюга. Что с него возьмешь?..

– Ты взял деньги?

– Какие деньги?
– В голосе Саранцева звучало неподдельное удивление.

– Вот что. Верни деньги, предупреждаю. А этот диск я просто уничтожу. Меньше грязи на земле будет.

– Это страховая копия, Саша, не будь варваром... Саша, давай по-товарищески, по-деловому. Я сейчас подъеду, ты мне отдаешь диск, а я...

– По-товарищески?
– вдруг взорвался Уланов.
– Это говоришь мне ты? Да я видеть тебя не хочу.
– Он швырнул трубку, схватил плащ и вышел на улицу.

Разболелась голова. Боль обручем стягивала виски и затылок. Такого приступа боли он не испытывал с тех пор, как лежал после аварии в госпитале.

В метро привычно суетились люди, большинство - с газетами в руках.

Злоба, возникшая в отдельном человеке, легко объяснима, думал он, но как объяснить массовое злобное помешательство? Оно существует потому, что этому помогает ложь. Даже ложь во спасение, ложь во имя великих целей. Информация заключает в себе не только сведения, в ней есть энергия, способная нарушать тонкие духовные структуры, извращать мышление. Весь этот информационно-энергетический яд рассеивается по человеческим телам, разрушая подсознание и глубинные механизмы памяти, поражая естественную защиту от зла - совесть.