Валютная могила
Шрифт:
На рассвете они уже вместе пошли к этому вагону. У Сэра имелась нычка [9] , куда он сложил взятые ночью пачки евро, поэтому к вагону он пошел пустой, прихватив с собой большую дерматиновую сумку, в которой хранил свое личное барахло. У Виталика же всегда при себе имелся вместительный пакет, в который он складывал бутылки и банки.
Когда они открыли дверь в вагон и поднялись в него, пришла очередь охреневать Виталику (более сильного зрелища он не видел за всю свою бродяжью жизнь). Пару минут он стоял, открыв рот, пока Сэр складывал евро в свою дерматиновую сумку, а потом, словно спохватившись, принялся набивать пачками евро свой пакет. Нагрузившись под завязку,
9
Нычка – тайник (жарг.).
– Слушай, я в натуре [10] не догоняю… [11] А почему такой вагон никем не охраняется? – неожиданно спросил Виталик. – Взвод солдат его должен сторожить, не меньше.
– А мне почем знать, – ответил Сэр. – Только я так кумекаю: такие башли [12] , если б они были от казны, охранялись бы конкретно. Выходит, эти бабки левые, так что сам бог велел нам от них малость отстегнуть…
10
В натуре – здесь: серьезно (жарг.).
11
Я не догоняю – здесь: я не понимаю (жарг.).
12
Башли – деньги (жарг.).
– По ходу, ты прав, – согласился Виталик. – А головняка [13] у нас потом крупного не будет?
– Если и будет, то за такие бабки можно и рискнуть, – ответил Сэр. – Потом ксивы [14] себе справим, хату снимем, заживем по-людски. Не бзди, кореш, все будет тики-пуки. Ох, и привалило нам счастье.
– А старшаку [15] расскажем про лаве? [16]
– Гришке-то? – Сэр почесал в затылке. – Придется…
13
Головняк – проблемы, неприятности, ненужные заботы (жарг.).
14
Ксива – здесь: поспорт (жарг.).
15
Старшак – здесь: старший компании бомжей (жарг.).
16
Лаве – деньги (жарг.).
– Слушай, – немного подумав, сказал Виталик. – А что в остальных трех вагонах, пристегнутых к нашему?
– А какая нам, на хрен, в том нужда, чтобы это знать?
– А может, там тоже евро лежат? – предположил Виталик.
Сэр посмотрел на него, немного помолчал и ответил:
– Не думай об этом. Нам все равно всего не упереть… И даже не потратить!
– Э-э, мальчики, закурить дайте… – раздалось из-за двери.
– Твою мать… – выругался Сэр. – Раскурились мы тут с тобой, мля, вместо того чтобы валить отсюда подальше. Глянь-ка,
– Это Любка из Краснодара, – заглянув в щель, прошептал Виталик.
– Ни слова ей про башли, – предупредил Сэр. На что Виталик лишь молча кивнул…
Они откатили вагонную дверь, соскочили на землю и плотно закрыли ее. Сэр даже как-то укрепил пломбу, чтоб было на первый взгляд похоже, что вагон не тронут.
– Доброе утро, мальчики! – Любка из Краснодара была уже опохмелившаяся, а потому находилась в прекрасном расположении духа. – Так как насчет закурить, мальчики?
– Для тебя, мадемуазель, что хошь, ничего не жалко, – осклабился Сэр, протягивая Любке сигарету.
– Я не мадемуазель, – поправила она его. – Я мадам. Ведь я женщина замужняя…
Все, ну, или почти все, кто знал Любку, знали и ее историю. А началась она с того, что у нее пропал муж по имени Василий. Был-был, и потом вдруг пропал. Муж у нее выпивал, и, чтобы он не искал компаний на стороне и чтоб ему поменьше досталось, Любка стала выпивать вместе с ним. Потихоньку пристрастилась. Все было, как в старой русской присказке: «Слава богу, понемногу стал к винишку привыкать. Полбутылки стало мало, стал бутылку выпивать».
Вдвоем им было весело. Ведь двое – уже компания, а в компании выпивать всегда веселее. Потом, как это почти всегда случается, купленного загодя стало не хватать, и либо Вася, либо Любка бежали в магазин за добавкой. Позже вино сменилось водкой, и ее тоже стало не хватать на двоих. Вот и четыре года назад, когда они опустошили одну бутылку, Любкин муж побежал за второй. И не вернулся…
Не пришел Вася и утром.
Любка пошла в милицию, правдиво объяснила ситуацию, но ей сказали, что заявление ее пока не примут, дескать, загулял ваш муженек или у дамочки какой-нибудь «кости кинул», что тоже, мол, часто случается.
Когда прошло три дня, Любка снова пошла в отделение и подала заявление на розыски мужа. Искали его (или не искали) целый год. С натянутых все время нервов и горя Любка стала попивать и в одиночку. А однажды позвонила ее подруга Катька и рассказала, как ездила с двумя бабами в Москву и видела ее Василия, преспокойно торгующего капустой, огурцами и помидорами на Коптевском рынке.
– Точно он? – спросила Любка.
– Точно, – ответила Катька.
Любка собралась и поехала в Москву. За мужем.
Приехала. Сразу на рынок. Обошла его вдоль и поперек – нет мужа. Пошла в дирекцию. Спрашивала о нем всех, кто попадался ей на глаза. Нет, никто такого не знал.
Целый день ходила по рынку в надежде увидеть Васю. Измаялась, ног под собой не чуяла. Уже к вечеру зашла в кафе. Взяла картошки с мясом, соточку водки. Выпила. Разговорилась с какой-то бабешкой, что тоже была родом с Кубани. Любка, расчувствовавшись, рассказала, что привело ее в Москву. Бабешка, а представилась она Оксаной, оказалась аферисткой. Пригласила Любку к себе, а это на самом деле был какой-то бордель в худшем смысле этого слова, а иными словами, притон. Любка там напилась, ее поимели двое мужиков, а проснувшись поутру, она не обнаружила в притоне ни Оксаны, ни своей одежды, ни документов и, кое-как отбившись от пьяных мужиков, в чем была, выскочила на улицу. В отделении милиции, куда она обратилась, слушать ее не стали. Подержав для острастки в «обезьяннике», через пару часов отпустили. Вместе с какой-то бомжихой, которая и привела ее на Белорусский вокзал…
Вот так и началась ее кочевая жизнь.
– Как спалось, мадам Любаня? – спросил Виталик, с трудом пряча за спину большой полный пакет евро.
– Плохо, – ответила Любка из Краснодара, прикурив от спички Сэра и глубоко затянувшись.
– Это почему так?
– Да потому что тебя рядом не было! – Она хрипло расхохоталась, показывая отсутствие двух передних зубов, которые были когда-то кем-то выбиты.
– Ну, это не проблема, – усмехнулся Сэр. – Жди сегодня. Приду. Ты дама видная, сочту за честь!