Вам не понять – вы же офицер
Шрифт:
Никита истребовал в арканском военторге данные о выделенных штабу армии годовых лимитах легковых автомобилей и мотоциклов.
В Арканской городской госавтоинспекции с Никитой по его запросу поделились сведениями о перерегистрации приобретенных офицерами штаба армии за счет этих лимитов машин и мотоциклов на новых собственников.
В городском управлении «Сберегательных касс» Никите представили выписки о движении средств по счетам новых автовладельцев (ну не было в то время для органов следствия банковской и прочих тайн при официальном письменном обращении!).
У самих новых автовладельцев Никита получил объяснения, подтверждающие, что свои кровные, бережно сбереженные деньги они потратили на покупку автомобилей у выявленных Никитой
Сопоставив суммы, уплаченные новыми автовладельцами, с теми, за которые машины приобретались в военторге, Никита от офицеров, перепродавших свои автомобили, получил покаянные объяснения о том, что они существенно завысили цены на автомобили.
Покаянные потому, что дополнительные средства, полученные продавцами при завышении цены автомобилей, являются неосновательным обогащением в результате пока что уголовно наказуемой спекуляции.
С учетом «добровольного» внесения «обогащения» в доход государства, Никита в возбуждении уголовных дел в отношении «спекулянтов» отказал, но это по сей день не мешает Шефу в любой момент решение подчиненного отменить.
Лимиты на приобретение дефицитных «Волг», «Жигулей», «Москвичей» и «Запорожцев» штабу армии продолжают выделяться – вот и есть о чем помолчать в самолете некоторым штабным офицерам в присутствии оказавшихся с ними на борту работников прокуратуры.
Попутчики, однако, занимаются тем, что припасли на дорожку. Кто преферансом, кто чтением, а кто, как Никита, прослушиванием через наушники популярной музыки посредством модной портативной стереосистемы.
У меня в портфеле тоже чтиво припасено. Приобрел его вместе с женой. Где она его взяла – не признаётся. Обращаюсь к нему редко – подобное не поощряется даже в обстановке перестройки и гласности. Время читать возникает, как правило, лишь в командировках, когда остаешься один в купе вагона или номере гостиницы. На корешке и обложке всего одно слово: «Библия».
За три года с длительными перерывами одолел едва ли третью часть текстов томика, отпечатанного в 1923 году в Лейпциге на тончайшей бумаге меленьким шрифтом. Дополз до тридцать первого псалма: «Блажен, кому отпущены беззакония, и чьи грехи покрыты».
Однако вытащишь такую книжицу из портфеля, а попутчики не покроют – Полоскалову капнут. А он станет Шефу упреки высказывать в недостаточности атеистического воспитания подчиненных.
Остается только воспоминания вспоминать, да о будущем думать, да пытаться понять – почему думать про хрень служебную обычно легче, чем о родных и любимых.
Каково им там?.. Квартира служебная, стены единственной обитаемой комнаты промерзли и сыростью воняют, хорошо, что прежний житель утеплителем и фанерой их обшил.
Холодильник вроде бы не пустой, и до зарплаты всего неделя, но кто ее девчонкам принесет, если вся контора на выезде? Авось Шеф раньше вернется и догадается деньги подчиненных получить и в семьи передать – надо будет подсказать ему на прощанье.
А на улицах арканских тем временем весенний ветер мечется, дочку на прогулку толком вывести некуда – во дворах пыль столбом да грязь прошлогодняя.
Жена, узнав, что вместо отпуска случилась командировка в местность, которая еще на два часовых пояса восточнее, сосредоточилась, притихла, спрятала глаза. Они едва-едва с дочкой догнали папу на новом месте службы месяц назад, так на тебе – нашелся долгожданный покойник. Не шибко давно семейная жизнь в колею вошла и, уезжая, не утешал жену, ничем не обнадеживал: не на войну же улетаю, знает, за кем замужем. Да и чем ее утешить – пообещать раскрыть убийство? Дочке тоже разве объяснишь, чем мама расстроена… Прильнула кроха Юля-младшая к Юле-старшей, и замолчали обе.
Оставалось только сложить в бездонный портфель с командировочным барахлом фотоаппарат, рулетку, водку и бутерброды (спасибо благоверной, нарубила наспех), расцеловать насупленного ребенка, обнять растерянную жену, присесть на дорожку, получить контрольный поцелуй
Вот и спрашивается: какого хрена на жену дулся, когда с прежнего места службы в Арканск убывал? – Она впервые мужа аж за пять часовых поясов провожала, а тебе, вишь ты, тревога ее какой-то неискренней показалась – это что же, волосы ей рвать на себе надо было? Оно понятно, пока сам рос, родители в связи с переводами не расставались. Но есть же и другие резоны – всякую женщину, занятую младенцем, неустроенность и неопределенность военного быта раздражает, настораживает и расстраивает. Чего же страшного в том, что оценка этих раздражителей у тебя с женой не совпадает? Ну, сменил я, следуя за отцом, четыре гарнизона и семь квартир, но ее семья тоже кочевала за военным папой, правда, квартир поменяла, слава богу, всего три, и все в пределах одной уютной Риги. Так это же не повод на жену дуться, сам же сколько сил положил, чтобы из прошлогодних хворей-болячек своих девочек – и большую и маленькую – вытащить.
Так какого же хрена теперь сетовать на недостаточность их житейской закалки – окрепли и догнали уже в Сибири, среди зимы прискакали, хотя могли и дальше жить в тепле и комфорте у бабушек, мужа и отца дожидаясь. Вот и нечего мудрить – сказать жене спасибо надо за хладнокровное здравомыслие. Но все равно есть в этом некая недоговоренность, невысказанность каких-то слов, которые, наверное, могли быть сказаны, но сказаны не были.
Поэтому есть и ощущение, что женой не совсем понят, а всякие непонятки требуют объяснения, оправдания. А где оправдание, там, вероятно, и вина – чья, порой не ясно, а в чем – и вовсе не ясно. И раз она есть, то необходимо понимание, а там и прощение. Но что прощать-то?
И чего это вопросы в голове так роятся, путаются? Собственные сомнения и домыслы где-то глубоко таятся, а вот доводы разума, которыми старшая Юлька руководствуется, на поверхности лежат, они простые и понятные. И не надо поэтому мнимую недолюбленность в себе лелеять, не надо терзаться тем, что полгода разлуки жена перенесла со спокойствием, неотличимым от равнодушия. Знает же она, за кого выходила замуж, и сам знал, кого замуж взял.
Но сдержанность ее все же почему-то расстраивает, и дочь вся в маму – такая же партизанка (хотя чего ожидать от ребенка неполных трех лет?). А каким недоуменным взглядом провожала – что за недоразумение этот папа, который всю ее жизнь постоянно где-то пропадает. Какая ерунда эта неудовлетворенность отношениями с женой, когда ребенок такой беспомощной улыбкой провожает…
Где там наш блокнотик с карандашиком? Запишем, что думается по этому поводу под боум-боум-боум авиационных движков.
Мне безответное дитяглазами тихо улыбнулось,и боль давнишняя вернулась,за не пережитое мстя.«Мстя» – вот же дурацкое слово. «И мстя моя будет ужасна», – вспомнить бы, кто это ляпнул. Но другого слова пока нет.
И недосказанная речьзастряла в горле горьким комом.Тянул очей девчачьих омут,и душу продолжало жечьпредчувствие своей виныво всем, чего никто не делал.Дитя на мир глядело смело,не зная недов… ненав… тьмы.