Вам письмо от Ворчуна
Шрифт:
Он кивает.
— Однажды, когда придет время, я пойду в свой ящик, вытащу коробку, тогда другую, а потом последнюю, потом достану конверт, разверну салфетку, возьму открытку с рецептом и подарю ее той, которая станет моей женой. А когда она спросит, что это такое, я нежно похлопаю ее по плечу и скажу: «Пожалуйста, приготовь это для меня, потому что я понятия не имею, что такое чатни».
Мой смех звучит в пустых комнатах.
— Ты такой смешной.
— Дэвин и Дарнелл женаты? — я шокирована.
— Ага, —
— Пятеро? — я вытаращила глаза. — Помню, Дэвин как огня избегала присмотра за детьми, потому что ненавидела их, а теперь у нее пятеро? С Дарнеллом? Ее заклятым врагом? — я качаю головой. — Сомневаюсь, что могу в это поверить.
— Остальным тоже было трудно понять, потому что перед тем, как они назвались парой, все видели, как оба бросались мукой друг в друга на рынке.
— О, помню, бабушка Луиза рассказывала мне об этом. Она сказала, что там было большое белое облако, которое все не хотело оседать. Мартин неделями ходил убирать этот рынок.
— Думаю, если сейчас зайти туда, то все еще увидишь немного муки в воздухе.
Я мазок за мазком крашу стену, мне нравится, как эта комната становится светлее.
— И теперь у них пятеро детей, невероятно. Ты был на свадьбе?
— Все были на свадьбе, ее невозможно было пропустить. Похоже, они хотели что-то доказать всем, кто не верил в их брак, поэтому провели церемонию прямо на лестнице мэрии, а позже через громкоговорители объявили об этом городу.
— Это, мне кажется, отвратительно.
— Нет, но отвратительным было то, что Дэвин и Дарнелл ехали в белой карете, запряженной лошадьми, и кричали так, что было слышно чуть ли не под все крыши, что они замужем, а за каретой тянулись пустые банки из-под пива. К счастью, они переехали ближе к Поттсмуту, так что мы здесь нечасто видим эту странную пару.
— Но мука до сих пор там, — я улыбаюсь Калебу, а он улыбается в ответ.
— Ага, мука запомнится навсегда.
— Можно тебя спросить? — говорю, когда заканчиваю красить последнюю стену.
— Конечно, — отвечает Калеб, стоя на лестнице надо мной и обводя край потолка.
— Зачем ты ездил в Бостон?
Он умолкает и смотрит на меня сверху.
— Итак, веселые истории закончились — сразу переходим к серьезным вещам?
Я пожимаю плечами.
— Можно и так сказать. Мне всегда было интересно, и думаю так: если мы снова будем жить в одном городе, то стоит быть откровенными друг с другом.
— Звучит разумно, — он спускается чуть ниже и садится на ступеньку. — Ну, после того как я разбил твое сердце и обращался с тобой, как с дерьмом…
— Рада, что ты так это воспринимаешь.
— Я всегда так это воспринимал, Нола, — говорит он, и его взгляд полон искренности. — Я знаю, как много боли причинил тебе, и жалею об этом больше всего в мире, — он смотрит вниз, на свои руки. — Но я был недостаточно взрослым для тебя. Это не оправдание, а факт. Ты имела свои мечты, а у меня… ну, у меня был магазин моего отца. Когда ты ушла, я подумал, что если докажу
— Ох, — тихо произношу я, и меня озаряет. Я никогда не сознавала, что он так чувствует себя. — Ты мог бы сказать мне об этом раньше, Калеб.
— И рисковать, что ты останешься, когда было очевидно, что ты должна уехать и исследовать мир? — он покачал головой. — Я бы так не поступил. Ты заслуживала большего.
— Я заслуживала тебя, — говорю я, не успев остановиться.
Его глаза вспыхивают, и пока мы смотрим друг на друга, время будто замедляется вокруг нас, давая нам это единственное мгновение, чтобы поразмышлять о наших сожалениях, о том, что мы должны сказать, но не имели на то смелости или силы тогда, много лет назад, когда это было очень важно.
Я прокашливаюсь и делаю шаг назад.
— Ну, думаю, это осталось в прошлом.
— Ага, — говорит он. — Тогда почему ты вернулась сюда, Нола?
Прекрасный вопрос, и еще день назад я могла ответить на него по-другому. Но теперь, благодаря таинственным письмам и теплым воспоминаниям, мой ответ изменился:
— Сначала я хотела убежать от Криса, моего бывшего, но теперь, когда я здесь, с бабушкой Луизой, гуляю по городу, даже разговариваю с Арденом, то чувствую, что я там, где хочу быть. Дома.
Он встает с лестницы.
— Значит, ты задержишься здесь?
Я киваю и облизываю губы, напряжение между нами растет.
— Да. Я задержусь здесь. Размышляю о том, чтобы поселиться здесь. Хотя Нью-Йорк и был моей мечтой, я быстро поняла, что, по-видимому, не создана для жизни в большом городе. Я скучаю по этому городку, по людям в нем, по общине. Мне не хватало в Нью-Йорке такой искренней дружбы, как здесь. У меня ничего не осталось там, но многое осталось здесь.
— Знаешь, хорошо, что у нас был этот день.
— Да, хорошо, — отвечаю я, Калеб придвигается ближе.
В одно мгновение я вспомнила, какой была наша совместная жизнь, прежде чем я решила уехать в Нью-Йорк. Я была счастлива, жила в безопасности и комфорте. Конечно, переезд в Нью-Йорк стал жизненным опытом, но теперь в Брайт-Гарборе я чувствую себя так хорошо, будто все частицы пазла моей жизни сложились… Кроме одной.
Одной-единственной частицы, которая, похоже, делится пополам.
Хотя Калеб сейчас так близко, что я почти чувствую тепло его кожи, я не могу не думать о тех письмах и человеке, который их написал. Если бы это… если бы это был тот же мужчина.