Вампир Арман
Шрифт:
Она опустилась на колени в опасной близости от меня и еще раз ласково дотронулась до моих волос. Моей руки коснулась ее мягкая, ничем не скованная грудь. Я прочел ее мысли, как читал бы судьбу по ладони, сталкивая слой за слоем ее сознание, опять увидел темную извилистую дорогу, вьющуюся по долине реки Иордан, и родителей, слишком быстро ведущих машину для кромешной тьмы и поворотов-шпилек, а также водителей-арабов, мчащихся на еще более высокой скорости, так что каждое пересечение фар превращалось в изнурительное состязание.
– Поесть рыбы из моря Галилеи. – Она отвела взгляд. – Это я захотела. Это я
– Знаю.
– Про то, что он ходил прямо по воде, как будто забыл, что рядом апостолы, что его могут увидеть, а когда с лодки сказали: «Господи!», он испугался от неожиданности. Такое странное чудо, как будто все произошло... по случайности. Это я захотела ехать. Это я хотела съесть свежей рыбы, прямо из моря, из той же воды, где ловили рыбу и Петр, и все остальные. Моих рук дело. Нет, я не говорю, будто это моя вина, что они погибли. Просто это моих рук дело. А мы все направлялись домой, на большой концерт в «Карнеги-холл», его должна была записывать компания звукозаписи, вживую. Знаешь, я уже записала одну пластинку. Никто и не ожидал, что она так хорошо пойдет. Но той ночью... той ночью, которой так и не было, я собиралась играть «Аппассионату».
Это было самое главное. Я люблю и другие сонаты, и «Лунную», и «Патетическую», но моей... моей была «Аппассионата». Мама и папа так мной гордились! Но мой брат, это мой брат всего добивался, договаривался о времени, о месте, о хорошем пианино, об учителях. Это он открыл всем глаза, но, конечно, с другой стороны, собственной жизни у него не было, и все мы видели, чем это кончится. По ночам за столом мы обсуждали, что он должен жить собственной жизнью, что не годится ему на меня работать, но он отвечал, что в будущем он мне понадобится, я и не представляю, до какой степени он будет мне полезен. Он станет заправлять записями, концертами, репертуаром, гонорарами. Агентам нельзя доверять. Я понятия не имею, говорил он, как высоко поднимусь.
Она помолчала, склонив голову набок с серьезным и искренним видом.
– Понимаешь, я не принимала никакого решения, – сказала она. – Я просто не могла больше ничего делать. Они умерли. Я просто не могла выходить из комнаты. Я просто не могла снимать трубку. Я просто не могла играть другую музыку. Я просто не могла слушать, что он говорит. Я просто не могла строить планы. Я просто не могла есть. Я просто не могла переодеваться. Я только играла «Аппассионату».
– Я понимаю.
– Он привез с нами Бенджика, чтобы тот обо мне заботился. Мне всегда было интересно, как он это устроил. Я думаю, Бенджика купили, ну, знаешь, купили, за деньги.
– Знаю.
– Думаю, так все и было. Он говорил, что не может оставить меня одну, даже в «Царе Давиде», это был отель...
– Да.
– ...Потому что, он говорил, я стою у окна без одежды или не впускаю горничную, а еще играю на пианино посреди ночи и не даю ему спать. И он нашел Бенджика. Я люблю Бенджика.
– Я знаю.
– Я всегда делаю, что скажет Бенджи. Он никогда не смел ударить Бенджика. Только под конец он начал бить меня всерьез. Раньше он либо пощечину мне давал, либо пинка.
– Я понял, – сказал я.
Конечно, он бил Бенджика.
Она призадумалась, ее глаза оставались широко раскрытыми, яркими, она не плакала и не щурилась.
– Мы с тобой похожи, – прошептала она, устремляя на меня взгляд. Ее рука лежала рядом с моей щекой, и она очень осторожно прижала ко мне мягкую подушечку своего указательного пальца.
– Похожи? – спросил я. – Ради всего святого, о чем ты думаешь?
– Чудовища, – сказала она. – Дети.
Я улыбнулся. Но она не улыбалась. У нее был мечтательный вид.
– Я так обрадовалась, когда ты пришел, – сказала она. – Я знала, что он умер. Знала, когда ты встал у пианино и посмотрел на меня. Знала, когда ты стоял там и слушал меня. Я так радовалась, что нашелся тот, кто смог его убить.
– Сделай это для меня, – сказал я.
– Что? Арман, я сделаю все, что угодно.
– Подойти к пианино. Поиграй мне. Сыграй «Аппассионату».
– А как же план? – тихо и недоуменно спросила она. – Мерзавец, он сейчас придет.
– Оставь это нам с Бенджи. Не оборачивайся, не смотри. Просто играй «Аппассионату».
– Нет, ну пожалуйста, – ласково попросила она.
– Но почему нет? – сказал я. – Зачем тебе проходить через такую пытку?
– Нет, ты не понял, – ответила она с широко открытыми глазами. – Я хочу посмотреть!
22
Внизу только что вернулся Бенджи. От далекого звука его голоса, совершенно неслышного Сибил, в каждую ткань моего тела мгновенно вернулась боль.
– О чем я и говорю, – болтал он, не закрывая рта, – все лежит прямо под трупом, а мы не хотим его поднимать, но вы как полицейский, вы как полицейский из отдела по борьбе с наркотиками, говорят, вы в таких делах знаете толк...
Я засмеялся. Ему действительно было чем гордиться. Я снова взглянул на Сибил, смотревшую на меня с выражением тихой решимости, глубокого понимания и задумчивости.
– Закрой мне лицо покрывалом, – велел я, – и отойди подальше, еще дальше. Он ведет к нам типичного принца мошенников. Быстрее.
Она мгновенно принялась за дело. Уже пахло кровью жертвы, хотя она все еще стояла в поднимающемся лифте и разговаривала с Бенджи в сдержанных, осмотрительных выражениях.
– И все это случайно оказалось у вас с ней в номере, и больше с вами никого нет? – Какой красавец!
– Я все вам рассказал, – ответил Бенджи совершенно естественным голоском. – Вы нам просто помогите, сами понимаете, я не могу позволить, чтобы к нам заявилась полиция! – Шепот: – Это приличный отель. Откуда я знал, что тот мужик возьмет и умрет прямо здесь! Мы дурь не принимаем, забирайте ее, только унесите отсюда труп. И еще кое-что... – Двери лифта открылись. – Труп довольно подпорченный, так что не надо на меня пускать слюни, когда вы его увидите.
– Пускать на тебя слюни? – прорычала жертва, переводя дух. Послышались тихие звуки спешащих по ковру ботинок.