Вампир без клыков
Шрифт:
— Тогда…
Мне ясно представилась дальнейшая судьба. Ян Стромовски раньше — трус, беглец, человечишка низкой чести и среднего рода. Но завтра… Ян Стромовски — новая сущность, вампир, то, что не связано с людскими понятиями о знатности или роде. Быть может, алчность второй души во мне, а может, желание воскресить семью в виде чего-то вечного, чего-то, что неподвластно слабости и предопределенности. Как бы ни было.
— Я согласен, Алиса.
Глава шестая, в которой умирает человек
Вспоминалось детство. Тогда я впервые услышал о грешности
И впредь, когда я сбежал из своего родного города, я не мог подобным заниматься. Мне пришлось бы себя перебарывать. То, что давило на ребенка, довлело и над юношей. Грех, страх, отвращение.
Когда яд из клыков Алисы пошел по моим венам, я пожалел о том, что дал согласие так легко. Что мной руководило? Отчаяние от потери глаз? Надежда обрести силу и отомстить? Желание… подчиняться Алисе?
Секунда за секундой раскаяние точило мою душу, пока яд выедал тело. Мне стало тяжело дышать, я почувствовал приближающуюся смерть. Она однажды касалась меня — тень, закутанная в плащ. Касалась не рукой, не губами, а чем-то несуществующим, но летальным. Сердце словно взрезали клинком.
После этого сожаление пропало. Я почувствовал сонливость, и сопротивляться ей не видел смысла. Когда я уснул, во снах был столь же слеп, как и наяву. По лицу хлестал ветер, руки чувствовали холод воды. Нос улавливал знакомый морской запах. Шум волн доносился до ушей. Наконец я понял, что пальцы впиваются в мокрый песок. Хотел подняться, встать, но понял, что руки схватило. Шероховатая и холодная, мокрая и в то же время невероятно плотная грязь поднималась от кистей. Начала засасывать. Впитывать. Я закричал, чувствуя, как песок притягивает мою голову вниз, к себе, желая погрести на краю пляжа, омывающегося волнами.
Когда тело полностью погрязло, почувствовалось жжение. В бедрах. Хорошо знакомое ощущение. Возбуждение, желание обладать чужим телом.
Я не мог пошевелиться. Страх внутри клокотал. Но это все было будто отдельным от все растущего желания отдаться похоти. Попытался поерзать — песок держал крепко. Попытки сдвинуться стали все настойчивее. Невозможно было терпеть это чувство, возбуждение, что становилось сильнее и сильнее с каждой секундой. Вскоре мне показалось, что член, освобожденный от всего, погружается во что-то теплое. Явно почувствовал чей-то горячий язык, ласкающий ствол. И я расслабился. Тьма, холод песка, обездвиженность — все это более меня не волновало. Я наслаждался.
Вскоре, все пропало. И язык, и песок. Теплые волны — а это были явно они, — гладили тело, накатывали на грудь, заливали лицо. Но дыханию ничто не мешало. Словно рыба в воде, я наслаждался. Смог нырнуть глубже, и море не оттолкнуло меня, а наоборот. Теплота исчезала, появлялся легкий холодок. Но меня это не волновало. Опускаясь все ниже, я понимал, что и тело мое столь же холодно, как вода вокруг. Темнота больше не казалась чем-то неестественным, чем-то, что пришло от трагедии. Словно родившись с ней, я наслаждался мраком, ведь он был верным. Единственно правильным. Лишь без глаз я мог видеть то, что нужно видеть каждому. Время.
Я
Мир вокруг стал понятным. А мой взгляд на него — истинным.
Я решил остановиться. До дна было еще далеко, но и от поверхности я удалился достаточно, чтобы больше не беспокоиться. Замерев между небом и землей, в потоках столь естественных, что сердце билось ровнее… я успокоился. Тело замерло, а взгляд, видящий сразу множество линий чужих жизней, исследовал все вокруг. Вскоре я заметил. На самом деле, я не мог знать, кто умрет, а кто нет. Есть лишь собственный выбор. И я понимал, как поступит тот или иной в скором времени.
Стоило увериться в этой мысли, как я заметил, что ошибаюсь. Решения рыб все еще были непредсказуемы. И стало ясно, что дело в другом.
Присмотревшись, я заметил, что жизни существ делятся на множество линий. Каждая из них равнозначна и сильна. Каждая имеет свое значение и свою продолжительность. И от каждой идет еще множество веток.
Стало ясно, что дело не в собственном выборе, а в том, что он собой несет. Каждое действие имело смысл, и если акула поплывет направо, это изменит жизнь и решения десятков, сотен живущих. Но изменит не потому, что акула так захотела. Рыбы сделали собственный выбор, основываясь на выборе хищника.
Постепенно, наблюдая за развивающимися вокруг событиями, я смог осознать, что является причиной большинства поступков диких существ. Желание жить.
Соответственно, если акула плывет направо, у рыб хоть и существуют сотни вариантов действий, они постараются выбрать ту нить, что кажется им наиболее длинной. Пусть существа не способны осознать разнообразие, инстинкт подсказывает то, что не мог бы подсказать и разум.
Мне надоело наблюдать за рыбами. Они стали скучны и предсказуемы. Захотелось взглянуть на нечто более сложное.
Человека.
Восстав из воды, словно утопец, выползший на берег, я поднялся на корабль. На палубе никого не было — никого, кроме множества нитей. Их-то я и стал рассматривать. Короткие, длинные… В этой мешанине было почти невозможно разобраться. Потому я ухватил одну и пошел по ней вглубь судна.
Внутри обнаружились не люди. Вампиры. От их душ шло тепло. Кто-то был горячее, кто-то холоднее. Но каждый из них имел острые зубы и жажду крови.
Мне стало интересно, и я продолжил следовать за нитью.
Та привела меня к одной из кают. Я не знаю, кто в ней жил, но было видно, что он стоит перед выбором. Когда нить расслоилась, я осознал, что не понимаю прошлого и настоящего, зато вижу будущее. Чтение книги, упражнение с Даром, дружеские посиделки, утехи с гулем… Перед вампиром стоял выбор и огромное множество путей сбивали с толку его самого. Но одно мы с ним знали точно — что бы тот ни выбрал, жизнь будет длиться еще долго.
Вампир предавался скуке и раздумьям. Но не я. Заметив что-то призрачное под узлом текущего момента, я наклонился и подцепил… еще одну нить. Короткую. Очень.