Вампир, я не твоя
Шрифт:
На рассвете мама с папой отправились спать. Я ещё какое-то время сидела в гостиной. Думала. Хотела проверить телефон, бросилась искать его, пока не вспомнила, что его украли.
Тогда отправилась в свою комнату и открыла ноутбук. Заглянула в почту, стёрла письма от начальства и все уведомления из соцсетей. Написала в отдел кадров, что увольняюсь по собственному желанию, даже заявление написала, отсканила и прикрепила.
Потом зашла на свою страницу в «НаСвязи». Чат полнился обеспокоенными сообщениями
…а перед глазами так и стояли полчища монстров, укрывшие земли Синдурра от края до края.
И Эрхейвен — ночные леса и поля королевства, сонные деревеньки и городки, вид на Туффин, окружённый синими деревьями, и утренние просторы Рейфорга, увиденные с башни.
А потом мысли об Эрхейвене затмил Дориан.
В воспоминаниях граф Грейворк крепко обнимал меня и улыбался. Или хитро щурил глаза. Или ходил задумчивый по краю смотровой площадки на башне.
Солнце поднялось высоко. Давно пора было спать. Я и улеглась, не в силах сомкнуть глаз.
Надо было откинуть все мысли, попытаться забыть о Вархилле и начать уже думать о завтрашнем дне. Но я не хотела забывать. Ни сегодня, ни завтра, ни через год. Будто если перестану вспоминать Дориана, наша связь окончательно разрушится.
— Если была вообще хоть какая-то связь, — подняв ладонь на уровень глаз, присмотрелась к бриллианту.
Красивейший камень величиной с перепелиное яйцо сверкал в утренних лучах и имел лишь один изъян — тонкую трещину, рассекающую его будто под линейку слева направо.
Рубин Дориана был такой же величины. Только трещин было две, и пересекали они камешек крест-накрест.
— Он пришёл сюда. И вернулся со мной. Значит… — сердце зашлось, и дыхание перехватило.
Обхватив перстень за камень, поспешила снять мощнейший артефакт переноса с пальца.
— Дориан, — обняла подушку, вжимая её в себя. — Прости-прости-прости… я не настолько смелая, как ты, — вцепилась в наволочку. — Это ты герой, а у меня нет столько сил… Как бы я ни хотела, мне не хватает духу вернуться.
Хотелось орать. Хотелось растерзать подушку в мелкие клочья, да что там подушку — хотелось растерзать в мелкие клочья весь мир! И себя заодно! Но… я была слаба… Слабая никчёмная человечка… Не было во мне искры иномирного бога… не было ни капли его крови, ни его воли, ни силы, ни света, ни чистоты…
Проснулась вечером, затемно.
Снова вымылась, как давно мечтала — не торопясь, с ароматным гелем и пенным шампунем, и с молочком для тела в самом конце. Затем переоделась в чистые домашние шорты и футболку.
Выпила кофе с маминой булочкой. Снова говорила с родителями, в этот раз об их новостях. Но вскоре
— Вить, Полина до сих пор сама не своя, — смотрела задумчиво мама.
— Отстань ты от девки. Посмотрел бы я на тебя после такого… круиза, — папа развернул газету, но явно не мог сосредоточиться ни на заголовках, ни на статьях.
И из кухни не выходил.
— Я хочу вернуться, — произнесла вдруг отчётливо, сама до конца не понимая, хочу или нет.
— Полин… — начала осторожно мама.
— Я позорно сбежала от него в самый ответственный момент, — честно призналась самой себе. — А должна была…
— Взять меч, булаву или что-то там у вас принято? — отец отложил газету.
— Вить! — подняла голову мама. — Ну какую булаву?! Поддержать его — это да, это по-женски.
— Гендерные стереотипы на марше, — подмигнул отец матери.
— Так вы… отпускаете меня? — в груди поднялась тёплая волна благодарности, ведь чем больше я думала о возвращении в Эрхейвен, тем больше крепло это желание.
— Мы никогда тебя не держали, — всхлипнула мама и начала буквально рыдать, видимо, и так по углам слёзы глотала. — А ты уверена, что… любишь его, и… Может передумаешь?
— Мам, мамочка, некогда передумывать! — ответила с жаром, вскакивая из-за стола. — Завтра ночью они уже будут в Рейфорге! В ту же ночь Лиар подойдёт к границе. Там всего пол дня пути, и надо как-то успеть… И…
Побежала в свою комнату, соображая на ходу, во что одеться. Так, чтобы удобно было, но чтоб не выделяться особо.
— Мам, где моё эрхейвенское платье?!
— На балконе! Я его днём постирала, — ответила мама из коридора.
— Ага, — метнувшись на балкон, ввалилась в комнату уже с кучей тяжёлой ткани наперевес.
Быстро стянув с себя футболку, откинула в сторону кринолин, впрыгнула в нижнюю рубашку и корсет, и уже привычно натянула на всю эту конструкцию верхнее платье.
— Помоги, пожалуйста, там шнуровка сзади, — повернулась к матери спиной.
— Может гостинцев передать этим… родственникам нашим, Магнарам? — приговаривала мама, ловко справляясь со шнуровкой.
— Стелл, ну какие гостинцы? — отозвался из коридора отец. — У них там военный поход, подвиги, ага, и Полинка наша будет с банками огурцов в авоськах по полю носиться… махать ими нежити по мордасам.
Папа шутил. Я вдруг вспомнила, что шутит он только в самых страшных и непонятных ситуациях. И снова стало не по себе. На этот раз от ясного, осязаемого даже понимания: это всё в последний раз. Возможно, в последний раз.
Воздух стал гуще. Перед глазами поплыло. Я смотрела во всех глаза на собственную комнату, на отца, который стоял в коридоре, вцепившись в сложенную газету. Потом на маму, которая, наконец, закончила с завязками платья.