Вампирский Узел
Шрифт:
— Да, именно то, что нужно. В Айдахо. — Неожиданно он улыбается.
— Пока ты был в Нью-Йорке, Тимми, я купила его тебе.
— Ты ведь не шутишь, правда?
Они сидят слишком близко друг к другу. Мучительно близко… У меня мог быть ребенок, еще тогда, вдруг подумалось ей.
Но я делала карьеру. У меня был контракт на пять лет. Пятьдесят долларов в неделю. Потом аборт. В 1925-м. Грязный аборт. И теперь я бесплодна. Вычищена и пуста. Из меня выдрали женское естество. Мой ребенок — мертвый. Вот мой мертвый ребенок… Тимми… Тимми, мертвый и не мертвый, мой мертвый ребенок…
— Я не шучу, — отвечает она. — Пока тебя не было,
— Ой, Мария, ты самая-самая лучшая! — Он целует ее в щеку. Обжигающий холод жалит. Но это было так чувственно, так сладострастно. А как еще целует тебя мертвый ребенок, как не замерзшими насмерть губами? — Я очень долго мечтал вот о таком тихом месте. Никаких шумных толп, никаких восторженных поклонниц. Я буду петь и играть со своими поездами, а Карла вытащит из меня правду и я опять стану целым.
— Тебе не нужен никакой психиатр. Ты сверхъестественное существо, Тимми! — Мария была раздосадована и обижена. Как он может вспоминать о Карле в такой момент?!
— Да, я существую. — Он отвел взгляд и принялся водить пальцем вокруг Айдахо на карте, постепенно сужая круги, пока палец не остановился на маленьком городке с забавным названием Узел. — Ой, у меня же еще коробка осталась нераспакованная… то, что мне Фил подарил.
Он открыл коробку.
— О Фил… если бы я мог плакать. — Это была модель квартала старых особняков. На углу, слева, был магазинчик моделей железных дорог. Магазинчик Фила Прейса. Вывеска в крошечной витрине была аккуратно прописана тоненькой кистью. — Посмотри, что он сделал! Он хочет быть у меня в пейзаже, в моей самой любимей фантазии. — Он вертел модельку в руках. Марии это было совершенно неинтересно. Но она испуганно вздрогнула, когда Тимми нажал на дверь одного из особняков и заиграла музыка. «Вампирский Узел». У Тимми загорелись глаза. Ах дети, дети! — подумала Мария. Мое разоренное гнездо. Но мой ребенок умер. Он мертвый. А этот мертвый ребенок нашел меня буквально в канаве… шестидесятилетнюю старуху и пьяную вдребадан… и сказал, что он помнит меня в «Горниле страсти», 1926 года, а я смеялась над ним, но потом я узнала, что он мертвый, и что он ребенок, и что мне теперь есть о ком заботиться, и за пятнадцать лет он не стал старше…
— Ты не голоден? Ты же сегодня еще не пил? — говорит она. — Наверняка тебе нужно, мой сладкий.
— Да, мама, — говорит он, питая ее фантазии, как она сейчас напитает его жизненной силой.
Он проводит рукой ей по горлу, задерживаясь на каждой морщинке. Она расстегивает ворот платья и приспускает платье с плеч. Сдвигает бюстгальтер, обнажая морщинистую грудь.
— Пей меня, — хрипло шепчет она.
Она чувствует прикосновение ледяных губ. Стальной укол звериных клыков. Она чувствует, как течет теплая кровь, мягко покалывает кожу. Она чувствует дрожь их извращенной близости. Она пьянеет от этого ощущения. Она думает: я кормлю моего ребенка, моего дорогого ребенка. Она закрывает глаза и упивается тем единственным экстазом, который еще может чувствовать ее постаревшее тело.
Что это было? Такой жуткий вой…
Карла села на постели. Пальмы раскачивались на ветру за окном. Полная луна светила
Идиотское совершенно клише из вампирских фильмов, но Карле действительно было не по себе. Она встала с постели и потянулась за своим синим халатом, который висел на спинке плетеного кресла.
Она подошла к окну.
Кто там бежит по лужайке? Волк? Или молоденькая девчонка, в зыбком свете луны, в тени от кирпичной стены, что окружает владения Тимми?
Карла быстро отвернулась. От Тимми мне ничего не грозит, подумала она, вспомнив слова Марии. Мария! Вот женщина, которая воспринимает реальность явно неадекватно. Живет в призрачном мире грез. Они здесь все сумасшедшие, все как один. Официанты за ужином кружили над столом, как грифы-стервятники.
Она задернула шторы.
Теперь тени-челюсти пальм зарябились на шелковых шторах.
Как в детстве, когда по ночам в каждой тени ты видишь чудовищ… зажмурив глаза, не решаясь смотреть…
Мне уже хорошо за сорок, сказала она себе. Я работала с шизофрениками и психопатами. Я профессиональный психиатр. Я могу справиться со своим страхом. Тень — очень сильный архетип. Но я помогла многим людям взглянуть в лицо их теням и успешно их преодолеть. Почему же я так боюсь своей собственной тени?
Она легла и попыталась заснуть, но сон упорно не шел, хотя вой за окном прекратился. Промучившись целый час, Карла решила выйти на улицу.
— Он же сам говорил, что у него от меня нет секретов, правильно? — сказала она вслух, чтобы ободрить себя звуком хотя бы какого-то голоса. Она открыла дверь и вышла на огороженную перилами площадку, покрытую толстым ковром. Пошарила рукой по стене, но выключателя не нашла. Снизу сюда доходил бледный размытый свет — скорее всего свет луны, который сочился в высокие окна или сквозь этот пластмассовый купол.
Она осторожно пошла вперед, ведя рукой по стене. Здесь были еще какие-то двери. Откуда-то издалека доносилась музыка. И детский голос. Тимми? Может быть, это была его запись.
Осмелев, она попробовала подергать первую дверь. Дверь была заперта. Вторая тоже, и третья. Похоже, пение доносилось откуда-то сверху. Тут есть еще один этаж? Да. В конце площадки, за приоткрытой дверью, виднелась лестница. Карла пошла туда. Толстый мягкий ковер поглощал все звуки, как будто впитывая их в себя. Впечатление было такое, как будто ты не идешь, а паришь в нескольких сантиметрах от пола.
Может быть, мне это снится.
Снова послышалось пение; а откуда-то издалека — опять вой. Карла поставила ногу на первую ступеньку и испуганно вздрогнула, когда ступенька скрипнула под ногой. Но она все же пошла вперед, морщась от пронзительного скрипа старой рассохшейся древесины. Здесь было еще темнее. Наверное, эта лестница, ведет на чердак, решила Карла.
Теперь — запах сырости. Промозглый холод в затхлом заплесневелом воздухе. Когда глаза Карлы привыкли к темноте, она разглядела, что вышла к пересечению нескольких коридоров. Странно. Даже в таком большом доме не могло поместиться столько проходов и коридоров. Это просто нереально. Она споткнулась обо что-то…
Сломанная кукла с лицом цвета слоновой кости. Один глаз, наверное, закрыт. Карла подняла куклу с пола и едва ли не с почтительным благоговением усадила ее у стены с растрескавшейся штукатуркой.