Вампиры — дети падших ангелов. Танец кровавых ма­ков.

Молчанова Ирина Алексеевна

— Может, облегчишь страдания своего друга и все-таки пойдешь на свидание?

Катя обреченно кивнула.

— Как только Йоро отправят в мою комнату.

Цимаон Ницхи хлопнул в ладоши, голос его зазвучал совсем по-другому, мягко, даже нежно, точно мурлыканье большого очень довольного кота:

— Договорились. Ну разве не приятно сотрудничать?

От комментариев девушка удержалась. При мысли, что с минуты на минуту увидит Вильяма, сердце легонько екнуло.

Глава 9

Как в идиотском

романе

Дверь тихо отворилась и в комнату вошла она, одетая в легкое светло-зеленое платье — тонкая, белая, с огненными пышными кудрями. Серые глаза, обрамленные медными ресницами, смотрели пристально и напряженно.

Вильям спешно поднялся из-за стола, накрытого белой скатертью, где стояли бокалы с кровью и ваза с белыми и красными розами.

Он учтиво отодвинул для нее кресло. Она молча села, он вернулся на место.

Тишина сразу, без промедлений, стала гнетущей.

Молодой человек все смотрел на девушку и смотрел, ища свои прежние чувства, свою безумную любовь, и не находил. Катя и сейчас казалась ему необыкновенно хорошенькой, нежной, милой, даже желанной, но не было внутри того пламени, что заставляло его мучиться рядом с ней.

— Я больше не чувствую к тебе ничего, — сказал Вильям.

— Прекрасная новость, — холодно ответила Катя.

И они умолкли, не зная, что еще друг другу сказать.

Молодой человек взял розу и ободрал с нее лепестки, после чего осторожно спросил:

— Где мой брат?

— С каких пор тебя интересует его судьба? — картинно изумилась девушка.

Вильям сломал толстый стебель розы и, бросив его на скатерть перед собой, признался:

— Мне хотелось бы с ними поговорить.

— О чем? — Катя нетерпеливо откинула волосы за спину, отпила из бокала и добавила: — Он приходит в ярость от одного упоминания твоего имени. Сомневаюсь, что разговор получится.

Молодой человек кивнул. Он знал, что так будет, но, получив подтверждение своим худшим опасениям, не мог скрыть волнения.

— Он говорил что-нибудь тебе… — Вильям помолчал, пытаясь покорректнее выразиться.

Катя догадалась и помогла ему, уточнив:

— Почему он поступил с тобой тогда так жестоко?

Вильям криво улыбнулся. Ему всегда нравилось в ней, что она никого не заставляла нарочно чувствовать себя неудобно. Все-таки с ней было легко и приятно, если бы не пропасть, разделяющая их, все могло быть иначе. Как? Он не знал, понимал лишь, что рядом с ней всегда по-особенному хорошо.

— Я не уверена, могу ли говорить, — вздохнула Катя. — Мне кажется то, что Лайонел сказал, он сказал только мне. А ты, если подумаешь, сам поймешь.

Молодой человек всматривался в серые дождливые глаза, все еще удивляясь, что те не вызывают у него прежнего поразительного головокружения. Перед ним сидела девушка брата и это осознание врезалось в мозг, как нечто нерушимое. Она никогда не принадлежала ему, даже в ту ночь, когда попросила быть у нее первым. За ее плечом, точно тень, всегда стоял Лайонел, занимая все помыслы.

Вильям усмехнулся про себя. Сейчас ему

с трудом верилось, будто с этой девушкой его когда-то связывало что-то большее, чем просто дружеские отношения. Какими же глупыми и бессмысленными ему показались собственные поступки, продиктованные уверенностью, что она невозможно дорога ему. Он чувствовал себя лицемером и просто дураком. Всегда, всю жизнь и бессмертие ему был дорог лишь Лайонел. А Катя стала чем-то вроде моста, средоточием их стремлений на пути друг к другу. Она могла бы их объединить, положить конец недопониманию, тянущемуся столетия, если бы только он чуть раньше понял, что любил не ее, а любил интерес к ней своего брата.

Молодой человек отпил крови. Впервые в жизни не он засматривался на то, что принадлежит брату, а Лайонел оценил его находку. И чем выше тот оценивал, тем сильнее молодого человека переполняла гордость, тем сильнее он хотел быть обладателем нужной брату… вещи? Девушки? — Вильям в смятении отвел от Кати взгляд. Сама того не подозревая, она открыла ему Лайонела с той стороны, с которой, наверно, никто его не знал. Много-много лет он искал в своем ангельски прекрасном и дьявольски жестоком брате проблеск искренности или чего-то, позволившего заглянуть за ледяную холодность его глаз, за которой хранились ответы на важные вопросы, и где, как думалось Вильяму, могло найтись оправдание. Впрочем, и оно теперь ему было не нужно. Он любил Лайонела без всяких оправданий его жестокости.

— Чем мы должны заняться дальше по замыслу Цимаон Ницхи? — вырвала молодого человека из раздумий Катя.

Вильям повернулся и посмотрел на огромную, застеленную белоснежным покрывалом кровать и, заметив, как расширились глаза девушка, поспешил предложить:

— Прогуляемся?

— О, неужели папочка позволит нам такую вольность? — сыронизировала девушка, поднимаясь и направляясь к двери.

Молодой человек промолчал. Они были загнаны в угол и сколько бы не сопротивлялись, Создатель намеревался заставить их играть по своему сценарию.

Они вышли из дворца и двинулись по главной улице, ведущей к охраняемым воротам Тартаруса. Небо успело потемнеть, появились первые мелкие звездочки, а воздух пронизало искусственным ароматом вечерней сырости.

Когда двое подошли к прудику в форме пятиугольной звезды, наполненному кровью, Катя несдержанно воскликнула:

— А ты говорил старейшинам, что больше ничего ко мне не чувствуешь?

— Слюбится — стерпится, — повторил он слова Цимаон Ницхи.

Девушка стиснула зубы.

— Будь он проклят!

— Он проклят, не беспокойся, — в утешение заверил Вильям, но, видя, что тем самым сильнее разозлил свою спутницу, замолк. Он уже успел позабыть, как быстро она выходит из себя.

Катя взглянула на него так, словно хотела придушить, а затем отвернулась, прошипев:

— Я не намерена тут торчать! Все это напоминает неудачный телепроект! — Девушка глянула на него через плечо. — Мы как в идиотском романе, где автор придумал какую-то чушь, лишь бы не было все хорошо!