Вампиры города ветров
Шрифт:
Тейт кивнул, как можно было бы ожидать от политика, участвующего в избирательной кампании, с серьезным и торжественным видом.
— Мы того же мнения. Вы — все вы — заслуживаете иметь свой голос в Чикаго.
Один из людей Тейта наклонился к нему. Мэр послушал секунду, затем кивнул.
— К сожалению, должен вас покинуть, — сказал он с меланхолической улыбкой, — надо ехать на встречу. — Он протянул руку Этану. — Рад, что мы наконец установили контакт. Надо будет побеседовать.
— С удовольствием, господин мэр, —
Тейт снова взглянул на меня и открыл рот, чтобы заговорить, но передумал. Положил ладони мне на руки, придвинулся и поцеловал в щеку. Затем отодвинулся и произнес на ухо:
— Когда сможешь ускользнуть, свяжись со мной. Позвони в мой кабинет, и тебя соединят со мной, днем или ночью.
Упоминание о «дне» было излишним, учитывая мои проблемы с солнцем. Остальная часть — то, что он попросил о встрече со мной, а не с Этаном, и данный им допуск — удивила меня, но я кивнула в ответ.
— Приятного вечера, — сказал он с полупоклоном в адрес нас обоих.
Один из его охранников выступил вперед и начал прокладывать путь сквозь толпу. Тейт последовал за ним по образующемуся туннелю, второй охранник замыкал процессию.
— Он хочет, чтобы я ему позвонила, — сболтнула я, когда толпа вокруг нас сомкнулась. — Попросил связаться с ним в любое время. Сказал, что кабинет соединит с ним в любое время. — Я взглянула на Этана. — К чему бы?
Этан нахмурился:
— Понятия не имею. — Он продолжал рассматривать меня, одна бровь выгнулась в очевидном неодобрении.
— С чего такое вытянутое лицо?
— Есть кто–нибудь, кто от тебя не сходит с ума?
Я улыбнулась ему во весь рот:
— Если есть, то это потому, что ты мне еще не поручил. Мата Хари к вашим услугам. Хочешь, чтобы я добавила его к списку?
— Мне не нравится твой сарказм.
— А мне не нравится быть переходящим призом.
Myскул на его челюсти дернулся.
— Что, по–твоему, я должен ответить на это?
Я открыла рот, чтобы дать ответ, такой же резкий, как мой вопрос, но помешал поднос, появившийся у моего локтя. На подносе лежала только одна белая карточка. «Джошуа Мерит» было напечатано на ней аккуратными прописными буквами.
Моё сердце пропустило удар от дискомфорта. Эти шесть квадратных дюймов визитки вызвали такое же чувство пугающего ожидания, как в детстве. Мой отец хотел мира, спокойствия и совершенства и приглашал меня на аудиенцию, когда я нарушала одну из этих категории й, вот как это было.
Я протянула руку и взяла карточку, затем взглянула на Пеннебейкера, принесшего ее.
— Ваш отец примет вас в кабинете, — сказал он, склонив голову, и растворился в толпе.
Мы молча стояли примерно секунду, пока я разглядывала визитку в руке.
— Ты готова, — сказал Этан, и я поняла, что это предложение было утвердительным.
— Вполне, — произнесла я. Разгладила шелк на талии и повела Этана прочь.
Мой
— Мерит, Этан, — произнес отец, приглашая нас войти взмахом руки.
Я услышала, как дверь закрылась позади нас, и предположила, что Пеннебейкер позаботился об этом.
Мерит, услышала я в голове и увидела то, что, без сомнения, заметил желавший предупредить меня Этан, — в кабинете стояли Николас и папа Брек.
Ник был одет в джинсы, футболку и коричневую вельветовую спортивную куртку. Папа Брек, солидный мужчина с бочкообразной грудью, надел сюртук. Они стояли рядом, близко, и с подозрением уставились на нас.
Я взглянула на Ника, пытаясь вычислить его настроение. Учитывая злость в его глазах и стиснутые челюсти, на это не потребовалось много времени. Когда он посмотрел на Этана и меня, вобрал взглядом платье и сюртук, к прежним отрицательным эмоциям еще добавилось и разочарование. Все его эмоции смущали, а разочарование жалило.
Папа Брек кивнул мне. Кивок был, по–видимому, единственным приветствием, которым он счел возможным удостоить дочь лучшего друга, бывшую девушку его сына. Я не видела Майкла Брекенриджа–старшего много лет, но ожидала большего, чем кивок. Может, слова или намека на близость наших семей, отношения, существовавшие между мной и Ником. Я практически была членом семьи, поскольку все летние каникулы проводила в его доме, бегая по коридорам, по траве и по тропинкам лабиринта.
С другой стороны, могу считать себя счастливицей, потому что Этана он не удостоил даже кивка.
— Брекенриджи получили информацию, — сказал мой отец. — об угрозе насилия их сыну.
Удивление явно читалось на лице Этана.
— Угроза насилия?
— Обойдемся без жеманства, — пробурчал Ник. — Не притворяйся, что в первый раз слышишь об этом.
Челюсти Этана сжались, и он засунул руки в карманы.
— Боюсь, Николас, мы понятия не имеем, о чем вы говорите. Мы не угрожаем насилием и не заявляли никаких угроз в ваш адрес.
— Не в мой, — сказал Николас — Джейми.
В комнате повисло молчание, пока я не нарушила его.
— Кто–то угрожает Джейми? В чем суть угрозы? — спросила я. — И почему вы считаете, что она исходит от нас?
Взгляд Николаса медленно переместился на меня, в линии челюсти читалось упрямство.
— Скажи мне, Ник, — взмолилась я. — Я могу гарантировать, что мы не угрожали Джейми. Но даже если бы мы сделали это, ты ничего не теряешь, если обо всем расскажешь: либо это мы угрожали, и тогда нам и так все известно, либо нас ложно обвиняют, и надо выяснить, что, черт возьми, происходит.