Вампиры тут беспризорные
Шрифт:
Впрочем, со дня своей встречи с ним, она все чаще совершала ошибки и нарушала правила. И никогда прежде ей столь сильно не хотелось пройти против законов клана и забыть о том, что она Вальдернеская. Фамилия, которой она так гордилась, стала удавкой на шее, с каждым днем стягивающейся все сильнее.
И Маниэр уже не мечтала о свободе. Ей просто хотелось дышать.
Она не смела плакать, не смела показывать и тени грусти, но внутри нее что-то горько рыдало и разрывалось на части.
Говорят, что любовь — это прекрасно, но Маниэр она принесла
Однако и этим она дорожила, ведь это единственное, что принадлежало только ей и никому больше.
Жизнь вампира с рождения посвящена клану, всем имуществом распоряжался глава совета, судьба находилась в руках старейшин, и только это жалостливое завывание, рвущееся из груди, принадлежало лишь ей.
Поэтому в моменты острой печали она чувствовала себя как никогда одинокой и почему-то свободной.
Маниэр растерла озябшие пальцы и встала с крыльца, за полчаса никто так и не пришел, а еще больше задерживаться она не могла. Внутри стало по-зимнему пусто.
Она тоскливо улыбнулась и ушла не оборачиваясь. Когда же глупое сердце перестанет болеть? Наверно только после смерти.
Стоило вернуться в гнездо, как ее тут же вызвали в кабинет главы совета. Идти не хотелось и Маниэр намеренно замедляла шаг. Причина, хоть ее и не назвали, и так была ясна.
Когда двери дедушкиного кабинета показались впереди, она равнодушно скрипнула клыками. Доллир всегда относился к ней особенно, не как к другим внукам, только и взваливал на нее больше, и спрашивал строже. Что же он скажет теперь?
— Ты пришла. — проскрипел старик, когда двери за ее спиной закрылись. Маниэр стояла в центре кабинета, словно на допросе, сцепила ладони в замок и упрямо смотрела вперед, в глаза деду.
— Пришла. Вы ведь звали. — ответила она сухо, как делала всегда.
Доллир окинул ее долгим, сердитым взглядом, и отвернулся, недовольно что-то прошипев себе под нос.
— В последнее время ты слишком часто отлучаешься из гнезда. Где была на этот раз? — прищурился старейшина, бегло окинув внучку нечитаемым взглядом.
— Я проверяла ресторан, оставленный главой рода. Как и всегда. — соврала она не дрогнув. — Продажи упали, за эту неделю заведение принесло всего десять золотых. Я проверяла отчеты и сверяла счетные книги, вдруг кто из работников уводит деньги. — отчиталась она.
Маниэр знала, клану нужны деньги, и сейчас ее обманчиво благородное стремление принести как можно больше золота клану, немного усмирит гнев деда.
— Разве на это требуется столько времени? — с сомнением протянул Доллир, словно приказывал ей сейчас же во всем сознаться. Маниэр отвела глаза, промолчав. — Ты ходила к нему? — испытующе спросил старейшина, словно знал наверняка и ничуть не сомневался в ее ответе.
— Нет. — обронила она ломанным голосом, через силу добавив, — Два месяца назад Веце видели в приграничном городе. Он был один, так что граф скорее всего… погиб. — лучше клану не знать о Кифене, не просто так же герцог все
— Веце бы не бросил хозяина. — согласился старик, мрачно кивнув, — Значит, и главы рода у нас больше нет. — безрадостно заключил старейшина, подняв сочувствующий взгляд на внучку.
— Мне… мне тяжело тут оставаться. — вырвалось у девушки, — Граф умер, герцог Касар тоже. Пока герцог был жив, я могла хотя бы обманываться, представляя, что это мой Кифен, мечтать, будто ничего не случилось и он жив-здоров, но теперь… — она наспех вытерла набежавшие слезы, чтобы дед ничего не заметил, — Теперь эти серые стены давят на меня, и быть тут мне невмоготу. Поэтому я ухожу, просто гуляю по несколько часов, в попытке забыться. — призналась она, — Позвольте мне хотя бы это, иначе я просто сойду с ума.
— Маниэр, ох, моя глупая Маниэр, как же ты еще юна. — покачал головой Доллир, закрывая глаза ладонью. — Ты разбиваешь сердце старика своими слезами, мне горестно, что тебе столь тяжко в родном гнезде. — не такого будущего он ей желал.
Девушка поджала губы, рвано выдыхая. С каждым днем ей все больше и больше становилось ненавистно быть вампиром. Раньше она этим гордилась, раньше Маниэр ходила с высоко поднятой головой, раньше клан не казался ей клеткой.
— Раз в два дня. Я позволю тебе выходить раз в два дня ровно на три часа. Больше, как ни проси, дать не могу. Хоть я и глава совета, но не всемогущ. В клане сейчас творятся странные дела и я не хочу, чтоб кто-то подумал на тебя. — даже сейчас он не мог позволить себе проявить мягкость в словах, опасаясь, что их подслушают.
Каждый в клане должен знать, что для старейшины Доллира все равны и он никого не выделяет, никого не бережет. Никем не дорожит.
— Спасибо. — прошептала она, слабо улыбнувшись. Раз дед так старательно прикрывал ей тыл, то она еще нужна клану и это разъедало изнутри. Потому что она уже догадывалась о том, что должна будет делать.
Лучше б она никогда не знала ни Кифена, ни его имени. Тогда расстаться с мечтами и надеждами стало бы куда проще, ведь этот переселенец своим примером доказал, что добиться своей цели, своей мечты возможно. И Маниэр сожалела, что когда-то осмелилась мечтать о свободе, о том, что хоть немного распробовала её на вкус.
— Я могу идти? — спросила девушка, пока дед не припомнил еще чего и не испортил и без того ужасное настроение.
Доллир задумчиво клацнул клыками и отрицательно качнул головой.
— Помнишь, какой завтра день? — произнес старик. Маниэр передернуло, впрочем, чего еще она могла ожидать от главы совета? Благополучие клана всегда на первом месте.
— Разве я могу забыть. — произнесла девушка, и голос лишь чудом не дрогнул. — Дедушка, скажи, разве это так нужно? Брак, он ведь и не к спеху. — осторожно сказала она, жалостливо сморя на деда.