Вампиры в Москве

Клерон Кирилл

Малючков пошел на кухню попить чайку, а Доктор начал руководить действиями ленивых подопечных:

— Ты ровнее клади, ровнее, чтобы руки по земле не волочились. Так то лучше… Всему вас учить! И под голову клеенку подоткни — опять все заляпаете. И укрой, укрой лучше — чего зря жильцов пугать, и так уже куча зевак во дворе торчит. И не спешите, а то опрокинете…

Квартиру проветрили, замыли кровь, присыпали хлоркой ванну. Потом все разошлись по своим делам, а большей частью — по домам, ибо уже вечерело, да и скоро футбольный матч СССР-ИТАЛИЯ начинался. Наши, конечно, опять протютюкают, но почему бы не ждать чуда, чтобы потом глубокомысленно заявить:

— Чудес

не бывает.

Куда-то делись двое несознательных понятых, а Грищук уже давно топтался в прихожей, даже «антикварные» часы на предмет тайника облазил. Напарник же его медлил — то бабенке какой-нибудь позвонит, о свиданке договаривается, то чаек заваривает и с чувством «накатывает», заедая вареньицем из квартирных запасов.

— Эй, Малючок, ты чего здесь, ночевать собрался?

— Да ты иди, иди, я еще полчасика посижу. Может, какие детали упустили. Еще разок все осмотрю.

— Думаешь клад под паркетом найти? Если найдешь, не забудь поделиться. И не забудь квартиру опечатать, а то опять нам влетит. .

— Катись, катись. И ты не забудь — завтра в десять утра на выволочку к Орленко… Догадываешься, за что?

— Не особо…

— Дерьмово работаем.

Малючков остался один. Было еще достаточно светло, хотя и ощущалось приближение сумерек. Не любил опер это время суток, очень не любил. Встреча умирающего дня и зарождающейся ночи всегда наполняло его сердце смутной тревогой и непонятным беспокойством. Ничего конкретного, но именно это и угнетало.

Порывшись в письменном столе, он прикарманил красивый брелок в виде хрустальной туфельки:

(— чего хорошей вещи пропадать, лучше девушке подарю)

Затем перелистал толстый ежедневник покойного Ерофея, размерами напоминающий амбарную книгу. Было заполнено страниц десять, но чувствовался ожидаемый размах. Масса телефонных номеров с сокращениями — с этим еще придется поработать, ужас как неряшливо и неразборчиво. А вот и перечень последних коммерческих достижений, актив и пассив материальной жизни, бухгалтерия бытия, так сказать:

11 августа

У Махеша в общаге МИСиСа приобрел 10 картриджей для ксерокса FC-2 no 40. Сдал Мишуровскому по 55 (+ 150) Получил заказ еще на 20 штук.

12 августа

Отдыхал с девушкой(— 20)

13 августа

Купил у Акодиса компьютер IBM PC AT-286 с узким принтером, сдал Сергею-452 (+ 200) Купил триста баксов по 35, продал по 45 (+100)

14 августа

Довез сладкого лоха из Шеремуги до Интуриста (+100), минус бензин

Прямо-таки дневник начинающего коммерсанта. Наш пострел везде успел. Что это за Сергей-452? Наверное, первые цифры телефона. Плюсы в скобочках похожи на доход от сделок, наверняка не в рублях. Ишь, жмотяра, не особо на девушку потратился. Хотя оно и правильно. Так на ком же столь опрометчиво ты пытался нажиться в последний раз?

Если честно, Малючков и сам не понимал, зачем остался в квартире. Еще раз все перерыть в поисках пропущенных улик? Едва ли. Поживиться? Тоже вряд ли. Ерофеевскую валютную заначку уже извлекли из-за батареи, мало-мальски ценные вещи переписали, да и что он, в конце концов, мелкий жулик? Ну, бывает иногда, но вводить в систему… Слышал тут недавно шуточку про рваческий менталитет. Так вот, это не о нем.

Опер подошел к музыкальному центру. Хороший, много разных кнопочек. Домой бы такой заиметь, а то жена ноет:

— На CD особо чистый звук, музыка лучше звучит.

Подумаешь, ценительница прекрасного,

лучше бы тщательнее шницели отбивала, а то жесткие, как подошва.

Рядом с центром, почему-то на тарелке с остатками жареной картошки, лежала коробка от аудио диска с названием СНЫ и ТЕНИ. На обложке чья-то рука держала красивую розу, причем шипы насквозь протыкали ладонь. Оррригинальио! Опер только покачал головой и включил музыку. Из динамиков понеслось:

Дорогой в бред, теряя, годы и друзейКак дьявол злой, как истукан бесстрастныйСреди безумных снов, среди тенейИду туда, куда и идти опасноНо страха нет, кровь слишком холоднаДорога в бред, дорога без пределаПроклятый мир, проклятая странаБудь проклят я, но здесь мне надоело!

Надоело то надоело, да куда деваться? За границей его, поди, никто не ждет. Да и что он им скажет:

— My name is… Где у вас тут жулики прячутся?

Так что придется здесь пахать-куковать, тяжелую копейку рубить. Да и виски дерьмо. Да и девчонки у нас гораздо лучше!

Малючков устало прилег на диван, но вот ведь профессионализм — в голове постоянно прокручивались обстоятельства преступления:

(— здесь наверняка сидел убийца, уже все решив, обдумывая план или отдыхая после «дела», говорят, вещи хранят биополе — увы, чтобы его «прочесть», нужны иные способности, чем у ординарного оперуполномоченного)

Но скорее всего, никакое поле опера не интересовало, ни био, ни пшеничное, просто столько потрачено нервов, столько неприятных событий за два дня. Столько трупов, и не аккуратненьких, с маленькой дырочкой в черепке или области сердца, а тухлых, изувеченных, некрасивых. Вот тебе и Распутин, мать его так, перестарался. В какое дерьмо помог вляпаться, не разгрести.

Глаза потихоньку слипались, погружая Малючкова в полудремотой состояние, очертание комнаты стало меняться и плыть, как пригвожденный скат. Вот уже маленькая подушечка удобно пристроилась под щеку, вот уже раздался первый, предварительный полухрап.

СОН ОПЕРА

На закате дня удлиняются тени

Они ползут, они играют с нами

На закате дня к нам приходят виденья

Рожденные последними лучами

(«Сны и тени», песня № 8)

Он медленно шел по раскаленной мощеной улице какого-то странного города — вроде южного, но одновременно и сильно не похожего на Сочи или Гагры, где оперу раньше удавалось бывать в отпусках( раньше, когда чертовы кооператоры совсем не распоясались). Сначала шел один, а потом навстречу стало попадаться все больше и больше нищих в вонючих лохмотьях, калек и убогих. Некоторые из них сидели на кучах щебня по обочинам и ели какую-то омерзительную снедь из грязных узелков. Иногда они подходили к зловонным мусорным кучам, ловко выковыривая оттуда всякую дрянь крючковатыми палками. Периодически попадались слепцы, грозно громыхавшие деревянными башмаками, подбитыми гвоздями. Тяжело шаркали больные неведомым недугом с бледными отечными лицами и матерчатыми туфлями на опухших ногах. Скоро этих несчастных стало так много, что приходилось буквально продираться через них, ибо очень надо было дойти туда, откуда они пришли. Очень-очень.