Вампиры. Антология

Матесон Ричард

— Да. Мы тоже об этом думали. Но зачем им убегать, они же и так помолвлены?

— Мистер Каллендер, как мне показалось, когда я его видел, чрезвычайно упрямый молодой человек.

— Нам говорили о нем то же самое. Вы с ним знакомы, сэр?

— Мы встречались дважды. И даже после столь недолгого общения у меня сложилось не самое благоприятное мнение о его характере.

— Это ваше мнение, сэр. У нас имеются сведения о том, что он сильно выпивал.

— Верно. Я могу быть вам еще чем-то полезен, констебль? Не желаете ли поискать

мисс Лэм в доме?

Себастиан Ньюкасл шагнул в сторону и жестом пригласил их в темные закоулки своего жилища.

Трое из Скотленд-Ярда глянули в темноту, а потом посмотрели друг на друга.

— Что ж, сэр, — сказал их начальник. — Раз уж вы сами предлагаете, значит, нам незачем больше вас тревожить. Понятно, что скрывать вам нечего.

— То есть я могу пожелать вам доброй ночи, джентльмены? Час уже поздний.

— Вы правы, сэр. Спасибо за помощь, доброй вам ночи. Себастиан закрыл дверь и несколько мгновений стоял, и был с ним лишь огонек его свечи. Когда он понял, что полицейские уже ушли, он повернулся в глубокую темноту дома и позвал Фелицию, заранее зная, что никто не отзовется. Ночью удержать ее было невозможно: она, теряя последние силы, бродила по каменной долине, где спали мертвые.

Себастиан вышел на ночную улицу. Он рассеялся в воздухе радужной дымкой и просочился в ворота кладбища Всех Душ, где влился в густой туман, бурлящие клубы которого делали это место похожим на неведомое море, будто поглотившее все, кроме обломков вывороченных из земли деревьев и заброшенных надгробий. Пейзаж напоминал скорее место скитаний несчастных духов; кладбище будто и не находилось на зеленой планете.

Фелицию он отыскал у памятника в виде мраморного ангела. Она сидела, обхватив скульптуру бледными руками и устремив в туман взгляд своих светлых глаз.

— Тебя приходили искать трое мужчин, — сказал он.

— А ушли тоже трое?

— Поскольку они были из Скотленд-Ярда, задерживать кого-либо из них было бы неразумно.

— Полиция, — проговорила Фелиция. — Из-за меня ты лишился неприкосновенного убежища, да, Себастиан?

— Возможно, но какое это имеет значение, когда я вижу тебя в таком состоянии.

— Я такая, какой желала стать.

— Так что же, оно того стоило, увидеть, что жизнь и смерть — две стороны одной монеты, и подержать эту монету в собственных руках?

— Я многое узнала, — ответила Фелиция.

— Ты узнала больше, чем просила. А цена этой монеты — кровь.

Фелиция обхватила себя руками и устремила взор в землю.

— Я не могу, Себастиан, — сказала она.

— Но ты должна, — возразил он, — и ты обязательно это сделаешь. Жизни других должны стать твоей, и их кровь превратится в твою. Это твоя судьба, и ей никто не в силах противиться.

— А я не покорюсь ей. Клянусь. Ты, как никто другой, знаешь, кто я теперь, но, кем бы я ни была, кровью я себя не запятнала. Я не стану обагрять ею свою душу.

Себастиан отвернулся от нее. Она поднялась и взяла

его за руку.

— Я сказала это не в упрек тебе, — проговорила она.

— Тогда мне остается самому себя упрекать. Как ты сказала, я знаю, во что ты превратишься. Ты ослабеешь, а жажда будет становиться все сильнее, и наконец ты сама превратишься в жажду. Ты же видела, как недолго я продержался, я, который так хотел устоять перед тобой.

— Ты совершил со мной то, чего я сама желала, — сказала Фелиция.

— Даже если бы не желала, я сделал бы это! Себастиан взял в свои холодные ладони ее прекрасное бледное лицо.

— Ты пришла ко мне моей невестой, — сказал он, — а я так долго был одинок. Теперь я должен позаботиться о том, чтобы ты выжила.

— Неужели нет никакого другого выхода?

— Если ты не поддашься жажде, она станет твоим приговором. Силы покинут тебя, и твое тело не сможет шевельнуться, но душа по-прежнему будет в нем находиться. Дух твой навсегда утратит свободу устремляться в миры за пределами этого. Он будет томиться в безжизненном панцире, и это станет настоящим проклятием.

Она глянула в глубину его темных глаз, а потом он почувствовал, как она напряглась: неподалеку раздался чей-то голос.

Сквозь желтый туман блекло пробивался свет фонаря.

— Там трое, — сказала она задолго до того, как их стало возможно разглядеть.

— Те самые полицейские, — произнес Себастиан.

— Поприветствуем же их и покончим с этим делом. — Она рассмеялась, громко и с горечью.

Из тумана показались три темные фигуры. Они держались поближе к фонарю, как будто боялись его лишиться.

— Мистер Ньюкасл, — заговорил один из них. Себастиан чуть заметно поклонился, но ничего не ответил.

— И мисс Фелиция Лэм?

— А какое вам до этого дело? — резким тоном спросила Фелиция.

— Ваша тетя сообщила, что вы пропали, мисс.

— А теперь я нашлась.

— Верно, мисс. Но посмотрите, где мы вас обнаружили. На кладбище, ночью, одетую в одну лишь ночную сорочку.

— Это подвенечное платье моей матери.

— А, понятно. Подвенечное платье, значит? Сбежавшая наследница и иностранный джентльмен. Вы с нами были не вполне откровенны, верно, мистер Ньюкасл?

— Иногда, констебль, джентльмен обязан промолчать, — отвечала Фелиция. — Но вы, похоже, об этом и понятия не имеете.

— Да, мисс, я вовсе не джентльмен, вы правы. Я неотесанный парень, и я стараюсь выполнять свои обязанности. Но все же мы готовы взять вас под свою защиту, если вы попросите. Здесь не место для юной леди, да и компания не самая подходящая, насколько я могу судить.

— Ты мог бы стать судьей, только, может статься, не доживешь, — сказал Себастиан.

Он глянул на фонарь в руке констебля, и тут же слабый огонек полыхнул красным. Раскалившийся металл обжег полицейскому руку, тот завопил от боли и бросил фонарь. Внезапно стало совсем темно, запахло горелым мясом.