Вампиры. Антология
Шрифт:
— Вернитесь к счастливому моменту, — велел доктор Магнус девушке, тон которой стал резким от страха. — Сейчас вы счастливы. С вами случилось что-то очень приятное и восхитительное.
Озабоченность стерлась с ее лица. Щеки вспыхнули; она мило улыбнулась.
— Где вы теперь?
— Я танцую. Я на балу в честь празднования шестидесятилетия царствования Ее Величества. [40] Я никогда не видела столько народу. Уверена, сегодня вечером Чарльз хочет сделать мне предложение, но он всегда так застенчив, а сейчас он просто кипит оттого, что я обещала капитану Стэплдону два следующих танца. В этом мундире он очарователен. На нас все смотрят.
40
Имеется
— Как вас зовут?
— Элизабет Бересфорд.
— Где вы живете, мисс Бересфорд?
— У нас дом в Челси…
Выражение ее лица внезапно изменилось.
— Снова темно. Я совсем одна. Я не вижу себя, хотя свечи дают достаточно света. Там что-то есть. Я подхожу ближе.
— Раз.
— Это открытый гроб. — Голос ее дрожит от страха.
— Два.
— О боже!
— Три.
VI
— Мы, — торжественно провозгласила Даниэль, — приглашены на вечеринку.
Она извлекла из сумочки изящную открытку, протянула ее Лизетт и отправилась вешать на просушку мокрый дождевик.
— Ох уж эта проклятая английская летняя погода! — услышала Лизетт голос подруги уже из кухни. — Ты варила кофе? Еще осталось? О-о, фантастика!
Она появилась с чашкой кофе и открыла коробку с печеньем — Лизетт так и не привыкла называть печенье бисквитами.
— Хочешь?
— Нет, спасибо. Вредно для фигуры.
— А кофе на пустой желудок вредно для нервов, — многозначительно заявила Даниэль.
— Кто такая Бет Гаррингтон? — Лизетт изучала приглашение.
— Мм… — Даниэль набила полный рот и теперь пыталась протолкнуть недожеванные кусочки в горло с помощью слишком горячего кофе. — Какая-то подруга Мидж. Мидж заскочила утром в галерею и передала мне приглашение. Костюмированная пирушка. Среди гостей — звезды рока. Мидж обещала, что будет чертовски весело; она сказала, что последняя вечеринка у Бет переросла в разнузданную оргию — гости по кругу передавали друг другу антикварную табакерку с кокаином. Можешь себе представить столько порошка?
— И как Мидж достала приглашение?
— Я так понимаю, мисс Гаррингтон восхитили несколько моих работ, выставленных у Майтланда, — настолько, что она даже купила одну. Мидж сказала ей, что знает меня и что мы двое украсим любой кутеж.
— В приглашении оба наших имени.
— Ты нравишься Мидж.
— Мидж меня презирает. Она ревнива, как кошка.
— Тогда она, должно быть, сказала нашей развращенной хозяйке, какая мы славная парочка. Кроме того, Мидж ревнует всех — даже дорогушу Майтланда, чей интерес ко мне очевидно и несомненно не связан с плотскими утехами. Но не волнуйся насчет Мидж — англичанки всегда злятся на «иностранок». Они все такие правильные и модные, но никогда не бреют свои ноги. Вот почему я больше люблю американок.
Даниэль целомудренно чмокнула подругу в макушку, осыпав волосы Лизетт крошками бисквита.
— Ох, я замерзла, промокла и жажду душа. А ты?
— Маскарад? — размышляла вслух Лизетт. — Но в каких костюмах? Не бежать же нам брать их напрокат.
— Насколько я поняла, сойдет все что угодно, лишь бы понеобузданнее. Сотворим что-нибудь божественно-декадентское и приведем всех в восторг. Поразим насмерть. — Даниэль смотрела «Кабаре» [41] раз шесть. — Вечеринка будет в каком-то глухом переулке, в роскошном старом особняке в Майда-Вэйл, поэтому нет никакой опасности, что соседи снизу вызовут копов.
41
«Кабаре» — знаменитый фильм Боба Фосса с Лайзой Минелли и Майклом Йорком, поставленный
Лизетт молчала, и Даниэль игриво пихнула ее локтем:
— Дорогуша, мы приглашены на вечеринку, а не на похороны. Кстати, как прошла твоя встреча с доктором Магнусом, нормально?
— Полагаю, что так. — В улыбке Лизетт не ощущалось уверенности. — Не могу сказать наверняка: я просто уснула. Но доктор Магнус, кажется, доволен. Я нахожу это все… ну, скажем так, несколько жутким.
— Ты же только что сказала, что отключилась — и все. Что же тут жуткого?
— Это трудно выразить словами. Как будто у тебя начался скверный приход от кислоты: объяснить, что не так, ты не можешь, но разум говорит, что надо бояться.
Даниэль села рядом с ней и приобняла подругу за плечи.
— Похоже, доктор Магнус до чего-то докопался. Я чувствовала точно такую же смутную тревогу, когда в первый раз подверглась анализу. Это хороший знак, дорогая. Ты начинаешь понимать все те тревожащие тебя тайны, которые твое эго держит на замке.
— Возможно, эго держит их на замке не просто так, а из благих побуждений.
— Имеешь в виду скрытые сексуальные переживания? — Пальцы Даниэль бережно массировали плечи и шею Лизетт. — Ох, Лизетт. Ты, должно быть, стесняешься узнать себя. А я думаю — это возбуждает.
Лизетт свернулась клубочком возле подруги, устроившись щекой на груди Даниэль, а пальцы соседки продолжали настойчиво разминать ее мышцы. Что ж, возможно, она принимает все слишком близко к сердцу. В конце концов, эти ночные кошмары так ее измучили; а доктор Магнус, кажется, абсолютно уверен, что избавит ее от них.
— Какую из твоих картин купила наша будущая хозяйка? — спросила Лизетт, меняя тему.
— Ох, разве я не сказала? — Даниэль приподняла ее подбородок. — Тот этюд углем — твой портрет.
Шагнув в ванну, Лизетт задернула занавески. Это была одна из тех длинных узких и глубоких ванн, которые так любят ставить англичане, — они всегда наводили девушку на мысль о гробе на двоих. Вентили для горячей и холодной воды соединял настоящий механизм Руба Голдберга, [42] а к общему крану прикреплялась резиновая кишка с душевой насадкой, которую можно было как повесить на вбитый в стенку крюк, так и держать в руке. Даниэль, въехав в квартиру, заменила обычную насадку на массажную, но оставила на месте, над крюком, зеркало для бритья прежнего арендатора — стеклянный овал в тяжелой старинной эмалированной оправе.
42
Руб Голдберг родился в 1883 году в Сан-Франциско. Выучившись по настоянию отца на инженера в Калифорнийском университете, Руб шесть месяцев проработал в городском департаменте водоканалов, пока наконец смог убедить родителя, что способен стать неплохим художником.
Карьеру на новом поприще он начал в качестве курьера в спортивном отделе газеты Сан-Франциско.
Славу Голдбергу принесли рисунки странных механизмов, построенных по принципу «Зачем делать просто, если можно сделать сложно?». «Изобретения» эти были призваны «помогать» человеку в его повседневной жизни, однако выглядели они совсем не повседневно, поскольку собирались из самых непредсказуемых элементов. Так, например, прибор для автоматического мытья магазинных витрин состоял из последовательно задействовавшихся банановой кожуры, грабель, подковы, лейки, швабры, скотч-терьера, рекламного щита и пепельницы. Механизмы Руба Голдберга служили иллюстрацией к странной склонности человека добиваться минимальных результатов максимальными усилиями. «Есть два способа достижения цели — простой и трудный, — говаривал художник. — И вот что удивительно: большинство людей всегда выбирает именно тот, что сложнее».