Ван Ван из Чайны 2
Шрифт:
— «Промышленность», — повторил я с важным видом. — От этого слова так и веет чем-то мертвым, химическим и даже пластмассовым. Как говорит мой отец Ван Дэи: качественная еда — основа всего! Когда у Китая были тяжелые времена, народ от голода спасла именно пищевая промышленность — просто нужно было насытить рынки большим количеством дешевой еды. Польза от нее сомнительна, но тогда выбирать не приходилось. А сейчас, когда Китай стал настоящим экономическим гигантом, народ все чаще начинает предпочитать натуральные, фермерские продукты. Например, закопченная буквально вчера свиная
Пацан шумно сглотнул и заурчал животом, поддавшись натиску фермерского эко-продукта.
— У меня осталось немного сыра, чуть-чуть фруктов и вот этот дивный рис с картошкой по фирменному бабушкиному рецепту, — указал я на кастрюльку. — Идем на кухню, нужно съесть, пока горячее. Когда мои запасы кончатся, отплатишь мне бургерами.
— Тогда я помою посуду, а еще у меня осталась половина пирога с яблоками — утром купил, — не пожелал оставаться в моральном долгу до самого конца недели Ли.
— Договорились, — кивнул я. — Отметим наше соседство небольшой пирушкой, — вытянул руку ладонью вперед, и сосед неуклюже дал мне «пять».
— Я быстро! — после этого заявил он и побежал за пирогом.
Хороший пацан.
За обедом Хуэй Ли продолжил рассказывать о себе, по моей просьбе делая это на русском:
— Моя мама была кореянкой — они с отцом познакомились в Москве, ее семья жила там уже третье поколение. Сначала все было неплохо, но потом она ушла от отца к японцу и уехала с ним в Японию, бросив нас. Меня воспитывала бабушка — отец купил для нас дом в Подмосковье, городок назывался Королёв — в честь русского космического ученого.
— Знаю такого ученого, — покивал я.
— Городок был неплохим, а русские к нас, китайцам, относятся хорошо — даже почти не смеялись над моей фамилией, — вполне искренне улыбнулся Ли, и я испытал гордость за приверженность соотечественников Ивана идеалам дружбы народов. — Если немного переделать ее, она звучит как…
— ***, — опередил я.
Рассмеявшись — русских, а это в первую очередь не разрез глаз, а менталитет, очень веселит, когда иностранцы осваивают русский мат — Ли спросил:
— Прадедушка научил тебя и этому?
— Этому — в первую очередь, — засмеялся и я. — Русские любят шутить над иностранцами, заставляя их материться, и прадед не хотел, чтобы я угодил в ловушку, если вдруг окажусь в России. Представляешь, когда-то он служил переводчиком при самом Мао Дзэдуне и имел честь переводить слова самого Сталина.
— Быть не может! — не поверил Ли.
— Я бы и сам не поверил на твоем месте, — не обиделся я и полез за телефоном. — Смотри, вот старая фотография, на которой прадедушка — вот он, второй ряд слева за спиной Великого Кормчего. Этого недостаточно, понимаю — просто старая фотка. Сейчас… — полистал фотки. — Вот вырезка из старой газеты, где в составе делегации Мао дедушка ездил в Москву на переговоры к Сталину в 50-м году. Вот, Ван Ксу, переводчик. А вот…
— Да я верю, — подумав, что обидел меня недоверием, попытался закрыть тему Ли.
—
— Ничего себе! — послушно «восхитился» Ли и спросил. — А почему такой важный человек, как твой прадед, оказался в деревне? Перебрался на пенсию?
— Не, там грустная история, — убрав телефон, ответил я. — Когда Мао начал Культурную революцию, члены приближенной к нему группы чиновников и доверенных лиц, в число которых входил мой прадед, проиграли более сильной группировке. Деда сильно избили хунвейбины — он полагает, что по ошибке, но я думаю кто-то таким образом выместил на деде злость от того, что его на трибуну брали, а заказчика избиения — нет. Пришлось дедушке бежать из столицы в Сычуаньскую глухомань и много лет не отсвечивать, чтобы семье не прилетело сильнее от кого-то из старых недругов.
— А как на самом деле? — открыв от любопытства рот, наклонился над столом друг-сосед.
— А на самом деле это все было давно, и правды мы никогда не узнаем, — развел я руками. — Ныне Ван Ксу простой пенсионер, его дети и внуки — обыкновенные фермеры, и только меня, его правнука, угораздило стать Первым учеником Сычуани. Повезло.
— Я думаю ты просто набрал максимум по русскому, — догадался Ли. — Ты говоришь на нем лучше, чем я — на китайском.
— Набрал, — подтвердил я.
— А на переводчика учиться с таким талантом ты не пошел, потому что не хотел повторить судьбу своего прадеда? — догадался он и о другом.
— Вроде того. А еще мне действительно нравится спорт. А почему ты выбрал этот факультет?
— У меня есть разряд по настольному теннису, а у отца — знакомый в Министерстве спорта, который присмотрит за моей карьерой, когда я получу диплом, — как на духу выложил Хуэй Ли.
По блату — как я и думал.
— О, сыграем? — предложил я. — Тут на первом этаже есть столы.
Покраснев, пацан ответил:
— Я плохо играю — если бы не другой знакомый отца, мне бы не выписали бумагу о наличии разряда.
Вот они, плоды многолетней кампании по искоренению коррупции, прямо передо мной сидят. Головы этой гидры никогда не перестанут расти!
— Я тоже в настольном теннисе не силен. Просто немного скрасим разговор стуком мячика, — не оставил я Ли выбора.
— Угу, — смиренно кивнул он.
Слабовата тренировка, но хоть что-то.
Глава 3
Хуэй Ли ожидаемо оказался деревянным — не чувствующим тело, ибо автоматизмом в его игре и не пахло — и ржавым, то есть очень давно не игравшим. Совсем мне не соперник, но потихоньку клацать мячиком о стол и временами мазать мне это не мешало — как и обещал, мы здесь не столько играем, сколько занимаем чем-то руки, скрашивая разговор.