Вандербуль бежит за горизонт
Шрифт:
— Наверно, закидывал. Я у отца спрошу.
Голуби подходили близко, в сизых мундирах, в красных штанах. Толстые, важные от дармовых харчей. Воробьи дрались в промоинах, крали у голубей корм и — фр-ррр! — летели над Вандербулевой головой.
Мужчина пятерней почесал ногу, обернутую штаниной выше колена. Вандербуль съежился, ему стало холодно вдруг. Он потрогал темное пятно у мужчины на пиджаке, которое имело форму звезды, и спросил тихо:
— Это у вас от ордена?
Мужчина посмотрел
— Что?
— Это у вас орден висел?
— Ну, орден.
— Вы его отвинтили?
— Я его в шкаф убрал на самую верхнюю полку и нафталином посыпал.
— Больно было?
— Что больно? — сухо спросил мужчина. Вандербуль покраснел, ему стало стыдно, что он такой любопытный, но уж очень хотелось узнать про войну.
— Ну, когда вас ранило… — Вандербуль осторожно дотронулся до ноги в подвернутых брюках.
— А-а, — сказал мужчина. — Тебе сколько лет?
— Шесть.
— Большой мужик.
Мимо шли люди в пальто нараспашку. Вандербуль смотрел в их спокойные лица.
— Куда же вы мимо? — спросил он. Остановился какой-то парень без кепки. Уставился на Вандербуля.
— Мы деньги просим, — объяснил ему Вандербуль.
Парень покраснел, принялся шарить в карманах.
— Мелких нету, — сказал он с тоской. Вандербуль поднял кепку.
— Это ничего. Давайте, какие есть.
Парень покраснел еще пуще.
— У меня никаких нету, — пробормотал он и замигал от досады. Мужчина засмеялся.
— Спасибо, братишка… Хочешь, возьми на трамвай.
— Что вы! — попятился парень. — Извините… — И быстро пошел, почти побежал.
Мужчина смотрел ему вслед. Глаза его медленно гасли.
— Пойдем, я тебя мороженым угощу, или, хочешь, конфетами.
— Посидим еще. Поговорим лучше про войну, — Вандербуль положил кепку себе на колени. — Вы, наверно, были героем-танкистом.
Мужчина опустил голову, царапнул пятерней небритую щеку и, словно сделав для себя открытие, сказал удивленно:
— Вот какое слово проклятое — был. Заполняешь анкету и на каждой полоске выводишь: был, знал, работал, учился. Словно ты уже мертвый. А может, в душе человек иначе про себя думает: «Могу быть, могу стать, могу справиться…» Это не твоя мама спешит?..
По набережной бежала Вандербулева мама. Рядом с ней торопилась дворник Людмила Тарасовна. Они бежали сквозь голубиные стаи.
Вандербуль хотел крикнуть: «Мама, мама, давай! Кто вперед?» Но мама уже схватила его, подняла на руки и так крепко стиснула, словно кто-то чужой и недобрый пытался его отнять.
Кепка упала.
— Разве так можно? — испуганно прошептала мама.
Инвалид приподнялся, посмотрел на маму с усмешкой.
— Подсоби, сестренка, своей трудовой монетой инвалиду, который мог бы стать героем-танкистом.
Мама круто повернулась и побежала к мосту, унося на руках Вандербуля.
— Ты зачем меня несешь? — кричал Вандербуль. — Мы хотели поесть мороженого!
Дворник Людмила Тарасовна следовала за ними со спокойным сознанием выполненного долга. Она оборачивалась, кричала мужчине:
— Бессовестный! Глаза, как у сироты, а кулаки-то, как у разбойника. Вернулся. Ишь, рожа красная. Сегодня доложу участковому, что ты опять засел тут.
Придя домой, мама посадила Вандербуля в горячую ванну. Она мылила его хвойным мылом. Терла розовой поролоновой губкой.
— Он герой! — кричал Вандербуль.
Мама молча окунула его с головой в воду.
У Вандербуля изо рта вместо гневных слои вылетали мыльные пузыри.
Мама растерла его мохнатым полотенцем. А когда пришел отец, она рассказала тихо:
— Понимаешь, он сидел с нищим, выпрашивал деньги.
— Бывает, — сказал отец.
— Нет, ты ему объясни.
Отец пошел в другую комнату искать своего сына под широким диваном.
А Вандербуль стоял в коридоре. Он рисовал на светлых обоях разрушенный город и танк. Танк горел. От него отползал человек. Человек не мог ползти быстро. Его ноги лежали возле горящего танка. Они были похожи на старые валенки.
— Разве это танк? — услышал он голос позади себя.
Обернулся.
За его спиной стоял отец. Спокойный, в темно-сером костюме. Отец взял у него карандаш и по соседству нарисовал другой танк, с могучими гусеницами и длинной пушкой. Такой танк, по мнению Вандербуля, не мог гореть. Он мог только идти вперед от победы к победе.
— Слушай, — сказал отец. — Давай поговорим об этом деле.
— А если ему на войне оторвало ноги?
— Это не оправдание.
— Он на войне был героем, у него орден.
— Тем более.
Вандербуль рисовал на обоях пули. Они летели, словно осенние злые мухи.
В коридор вышла мама. Она принесла мягкую резинку, которая называется клячкой. Принялась чистить обои.
— Пусть будет, — сказал ей отец.
— Но мы не одни живем в квартире.
— Моя картина никому не мешает, — сказал Вандербуль.
Отец его поддержал.
— Все равно ее не сотрешь. Он нажимал со всей силы.
Мама увела Вандербуля спать.
Вандербуль ворочался, смотрел в потолок, расчерченный голубыми прямоугольниками.
Отец и мать говорили за дверью. Голос у мамы был беспокойный: