Ванечка и цветы чертополоха

Лазарева Наталия

Он отстранился и посмотрел ей в глаза.

— Ты поняла меня? — спросил уже в голос.

Мила кивнула. Вот он — её Женя. Она должна понимать, что так будет всегда. В любую минуту он будет вот так срываться и нестись на помощь. Он будет уходить и возвращаться, уходить и возвращаться, а она провожать, ждать, встречать.

Он с жаром обнял её:

— Ты не представляешь, как я тебя люблю…

Он замер, напитался ею, а потом огромным усилием воли оторвался.

— Я скоро.

И начал быстро собираться. Мила смотрела на него, раздираемая двояким чувством: повиснуть на нём и никуда

не отпускать, довольствоваться хотя бы редкими ни к чему не обязывающими встречами — что угодно, как угодно, лишь бы бывать рядом. И счастлива она была бы даже от дружбы с ним, от простых мимолётных встреч. Он не может принадлежать только ей и целыми днями держать её за руку. Но как же, как же хочется удержать его! Она приковала себя к полу и твердила сама себе: «Верь ему. Верь ему. Верь ему».

На сборы ушло не больше десяти минут. Прощальные объятия и поцелуй в макушку. Маленькая растерянная девочка на пороге квартиры, закрывающая за ним дверь. Не хочется уходить. Ох, как не хочется!

Скорая помощь могла позавидовать скорости, с которой Палашов добрался до Комиссарова. Помогло и то, что день был воскресный.

Время ожидания перед чёрной дверью в квартиру Комиссарова показалось Евгению вечностью. Наконец она распахнулась, и перед Палашовым предстал обнажённый по пояс Володька. Вот он: лицо осунулось, глаза потухли, пена для бритья — на левой половине лица. Беглый осмотр товарища позволил заключить, что тот порядочно похудел с той поры, когда они последний раз встречались. На руках до локтей красовались синяки и ссадины. Прочитав немой вопрос в глазах Палашова, Владимир ответил, действуя на опережение:

— Мотоцикл доламывал. Больше она на него не сядет. Или я ей не муж. Машину куплю взамен.

Комиссаров стал заметно спокойнее. Впустил, закрыл за товарищем дверь.

— Нормальные мужики, когда женятся, поправляются, а ты наоборот исхудал, — отметил Палашов, продолжая разговор в бежевых стенах коридора.

— Так то — с нормальными жёнами. Знаешь, как я у неё в телефоне записан? Не Пупсик, не Пончик как-нибудь. Я у неё Комиссар Ладо, представляешь? Это всё равно, что тебя Палаш Жека записать.

Палашов не смог удержаться от смеха, заставив и Володьку скупо улыбнуться.

— Оригинально, между прочим! Как персонаж из фильма. А мой вариант, вообще, как пиратская или бандитская кличка звучит.

— Только по Комиссару, наверное, и догадались, что это про мужа. Слушай, рожа у тебя!.. Девицу всю ночь ублажал?

— Не-а. Младенца укачивал. Колики у него. Как раз по ночам.

— Когда ж ты успел ляльку состругать? Это у графинечки у твоей?

— Да.

— Так она с приданным?

— Не только её приданное, но и моё наследство. От парня шестнадцатилетнего. Ладно. Рожу добрей и заканчивай копаться. Поехали уже!

Володька пошлёпал в ванную, а Евгений сбросил туфли и пошёл по квартире, встречая повсюду последствия Володькиного гнева: разбросанные по полу вещи, осколки вазы и пепельницы, стулья вповалку (у одного отбита ножка), фотография с Леной в разбитой рамке, ополовиненная бутылка водки на полу посреди комнаты. Первой Палашов поднял фотографию, вынул из разбитой рамки и положил на тумбочку. Две сияющие мордашки на ней очень хорошо и органично смотрелись

вместе. Затем поднял уцелевший стул, аккуратно развесил на нём подобранные рубашки, брюки, Ленин шёлковый халатик. Отнёс водку в холодильник, который будто пережил нашествие саранчи.

— Палашов, ты чокнутый! — воскликнул Володька, застукав наполовину перемывшего посуду Евгения у раковины. — У вас там в Венёве все такие, что ли?

— Паузу заполнял, пока ты собираешься, — невозмутимо объяснил Евгений. — А вы не живёте вместе, что ли?

— Женя, они же кино снимают, забыл? Она всё время на съёмках. Вещи никак не перевезёт ко мне. Некогда и некогда.

— Евгений выключил воду, повернулся и увидел Комиссарова во всей красе. Он был в чёрных джинсах и свободной чёрной футболке, с которой сердито смотрел медведь с окровавленной лапой, а кровавая надпись под ним гласила: «Русские не сдаются!»

— Не знал, что у тебя есть подобные вещи и ты их носишь.

— А то! Как ты хотел, если у меня жена беременная на мотоцикле рассекает? Её подарок.

— Может, тебе рубашку с длинным рукавом надеть? — осторожно предложил Палашов.

— Нет уж! Если она в сознании, пусть сразу увидит, как я её ненавижу!

— Дурак! — усмехнулся Евгений. Он-то видел, как Володька Ленку обожает.

Они покурили на дорожку и выдвинулись. Во дворе галдели детишки, оставшиеся на лето в городе. Машин на улице было меньше обычного.

— И как оно? — спросил Володька, когда «девяточка» тронулась с места и выехала на улицу.

— Неземное блаженство! Перевёз её к себе. Да мы сегодня только третий день вместе. Седьмого сентября распишемся в Измайловском загсе.

— А укачивание орущего младенца тоже входит в неземное блаженство?

— Конечно.

— Откуда у тебя, Палашов, такая склонность к самоистязанию?

— Очень люблю. Обоих.

Комиссаров с недоверием посмотрел на него.

— Надо познакомиться мне с твоей любовью.

— Сейчас Ленка поправится и приходите к нам на свадьбу. Церемония в одиннадцать.

Лена лежала в палате интенсивной терапии в хирургическом отделении НИИ скорой помощи им. Н. В. Склифосовского. Сначала мужчины прошли в ординаторскую и позвали лечащего врача Вершининой (Елена на сменила свою фамилию). Врач в воскресенье был не лечащим, а дежурным. Он вышел в коридор в белом халате и оказался высоким крепким мужиком, примерно их ровесником.

— Вы кто ей будете? — спросил он строго. Возникало ощущение, что посетители Вершининой его уже достали сегодня.

— Муж, — ответил Володька.

Доктор перевёл строгий взгляд на Палашова.

— Я… — Евгений бегло переглянулся с Володькой, — друг семейства.

Это было справедливо, ведь из всех родных, знакомых, друзей Володька позвонил именно ему.

— Ясно. Ну что ж! Повезло вашей супруге! — Голос доктора смягчился, и в нём почувствовались примирение и усталость. — Лёгкое сотрясение мозга. Открытые переломы левых голени и предплечья и истирание кожных покровов. После удара машиной скользила на левом боку. Кожаная одежда защитила, насколько смогла. Она сказала, что беременна. Обследование показало, что плод не пострадал. Удар, к счастью, был не сильным. Переломы мы зафиксировали. Пересадка кожи не требуется.