Ванго. Между небом и землей
Шрифт:
Этель вспоминала, как семь лет назад, во время кругосветного путешествия на цеппелине, ее поразило внезапное появление Ванго, а затем столь же внезапное исчезновение. Намеренно бесстрастным тоном она рассказывала, как провела последующие годы в Эверленде, рядом с братом; как позже, начиная с пятнадцати лет, окунулась в бурную жизнь Эдинбурга и Лондона, посещая дансинги, убивая время в безумном вихре развлечений, стараясь вообще не ложиться спать, чтобы выбросить из головы все мысли о нем. Призналась, как ее потрясло короткое письмо Ванго о «церемонии в Нотр-Дам», которое
А Ванго говорил о своем отчаянном бегстве, о том, что вокруг него погибают или пропадают люди — отец Жан, Мадемуазель, Зефиро и даже Мацетта с его ослом. Он рассказывал о своем детстве, о прибрежных скалах, о монастыре, о том, как узнал наконец заветную тайну своей жизни, описывал большой корабль с осенявшей его звездой, пение матери, набег пиратов, убийство, гибель судна. А сколько еще осталось вопросов, на которые так и не нашлось ответа… Рассказал он и о преступлении Мацетты, о смерти второго пирата и бегстве третьего в Америку. Возможно, этот третий и увез с собой награбленное…
— …награбленное сокровище? — вскричала Этель.
— Почему Кафарелло застрелил своего сообщника? Это убийство навело меня на мысль, что он не хотел чем-то делиться.
Ванго рассказал также о записке с именем Этель и вопросом «Кто ты?», который мгновенно вывел его из оцепенения. И о преследующих его тенях, от которых невозможно скрыться, которые заставляли его бежать снова и снова: прятаться во чреве цеппелина, карабкаться на крыши поездов, прыгать в реки…
Потом они вместе искали объяснения череде этих загадок.
В середине марта, когда Пол сообщил о своем скором возвращении из Индии, их разговоры опять стали прерываться долгим молчанием. Оно было красноречивее слов. В этих немых беседах они иногда огибали половину озера Лох-Несс.
«А что теперь? — говорило их молчание. — Что будет теперь?»
Они переглядывались и тут же отводили глаза. Этель держалась безукоризненно. С той рождественской ночи она больше ни разу не сказала Ванго: «Я люблю тебя».
Они ждали.
Однажды утром, сидя на длинном плоском камне у самой воды, Этель спросила Ванго:
— Напомни мне, как звали осла?
— Какого осла?
— Осла Мацетты.
Ванго даже не потребовалось отвечать. Он сжал кулак.
Ему все стало ясно.
На следующий день они уехали.
Салина, Эоловы острова, первый день весны 1936 г.
Доктор Базилио увидел, как на воду перед галечным пляжем сел маленький гидросамолет. Из него вышли двое — юноша и девушка. Они добрались до заброшенной гавани, вырубленной в скале, и стали подниматься наверх, к самому кратеру Поллары. Самолет уже улетел. Юноша и девушка долго махали ему вслед.
Потом они прошли мимо дома с заколоченными ставнями, с оливковым деревом во дворе.
Закатное солнце слепило доктора,
Он только заметил, что они идут через заросли дрока и дикого укропа, а затем потерял их из виду.
Доктор Базилио сидел в маленьком кресле, сделанном из деревяшек, выловленных в море. Он приходил сюда каждое утро и каждый вечер. Он ждал Мадемуазель.
Париж, первый день весны 1936 г.
Колокол церкви Сен-Жермен пробил восемь вечера. Комиссар Булар сидел в ванне и дул на мыльную пену, чтобы она островками плыла по воде.
В окошко на него смотрели два голубя.
В дверь ванной постучали.
— Ну что там, мама?
С самого 1878 года, с подросткового возраста, комиссар Булар не мог спокойно принять ванну. В семьдесят лет он почувствовал, что это ему осточертело.
— К тебе пришел какой-то человек, хочет поговорить.
— Мама, я сижу в ванне!
— Это срочно. Он уже в гостиной. И вид у него недовольный.
— Кто он?
Невозмутимым тоном мадам Булар спросила:
— Вы не могли бы повторить ваше имя?
Булар услышал короткое слово, произнесенное с русским акцентом:
— ВЛАД.
За дверью стоял Влад-стервятник, пряча в рукаве железный прут.
Нью-Йорк, первая ночь весны 1936 г.
Зефиро поднял глаза.
Он стоял у подножия Эмпайр Стейт Билдинг.
Самый высокий небоскреб в мире — триста восемьдесят метров!
Его закончили строить в 1931 году с расчетом, что крыша будет служить посадочной площадкой для дирижаблей. Но грянул кризис, и проект остался неосуществленным. Теперь на 103-м этаже пустовало помещение для высадки и посадки пассажиров, а на 102-м так же бездействовали таможня и аэровокзал.
Остальную часть башни занимали офисы и отель класса «люкс».
Зефиро вошел в холл «Скай Плаза», не выпуская из руки чемодана. Он не захотел отдать его носильщику. Подойдя к стойке, он спросил, в каком номере остановилась госпожа Виктория. В ответ портье многозначительно улыбнулся.
— Как вас представить?
— Господин Доржелес, — ответил Зефиро.
— Мне кажется, сейчас госпожа Виктория принимает гостей.
Портье снял телефонную трубку, сказал в нее несколько слов и стал ждать.
Часы над стойкой показывали время в самых крупных городах мира — Лос-Анджелесе, Риме, Лондоне, Париже и Токио. Ожидание казалось Зефиро бесконечным. На улице, у широкого окна, остановился маленький нищий. Он пристально смотрел на падре, прижав ладони к стеклу. На обеих было написано по-английски God bless you [52] .
Парковщик в лиловом фраке тут же стал его отгонять.
— Мерзкий мальчишка! — сказал портье, который наблюдал за этой сценой, не отрывая трубки от уха.
52
Благослови вас Господь (англ.).