Ваниль и шоколад
Шрифт:
После обеда они отправились в Бергамо. Пенелопа переживала свой праздник любви с самозабвением девочки-подростка, той самой, что когда-то с открытым ртом смотрела, как бродячая труппа на площади в Чезенатико разыгрывает «Ромео и Джульетту». Она предчувствовала, что все это огромное счастье когда-нибудь обернется для нее горем и слезами, но ей не хотелось об этом думать. Сейчас она была абсолютно счастлива.
Так прошло несколько месяцев. Пенелопа жила, чередуя минуты счастья с Мортимером со все возрастающим отчуждением, когда возвращалась
– В один прекрасный день я решу, что мне делать со своей жизнью, – обещала она себе, надеясь, что этот день никогда не настанет.
Порой Пенелопа ловила на себе растерянный взгляд Андреа, не знавшего, что и думать о поведении жены. Он смутно ощущал, что Пенелопа изменилась, но к лучшему или к худшему – он определить не мог. Крупных ссор между ними больше не было, но не потому, что в семейной жизни наступила гармония, а потому, что Пенелопа просто потеряла интерес к Андреа.
Проходили дни, недели, месяцы. Пенелопа жила ожиданием встреч, порой мгновенно кратких, с Мортимером. Когда они встречались, ее беспокойство стихало, она наслаждалась любовью и сознанием того, что ее любит удивительный мужчина, мужчина ее грез. Мортимер всегда умел заставить ее улыбнуться, а главное, давал ей ощущение спокойствия и уверенности, в которых она так нуждалась.
Однажды вечером, прощаясь с ней на пороге своего дома, Раймондо прошептал: – Я хочу от тебя ребенка.
Она вздрогнула, словно очнувшись от прекрасного сна.
16
– Ребенка? – переспросила Пенелопа, пытаясь собраться с мыслями.
– Да, ребенка, – решительно повторил он.
Они стояли в дверях его квартиры. Пенелопа прислонилась к стене, ожидая, когда Раймондо откроет дверь. Вместо этого он оперся рукой о стену над ее плечом, прижался к ней всем телом и поцеловал. Пенелопа почувствовала себя в западне.
– Я хочу от тебя ребенка. Не от другой женщины. Только от тебя, любовь моя, – прошептал он.
– С каких пор? – спросила она едва слышно.
Они пробыли вместе не больше двух часов. Пенелопа научилась выкраивать по кусочкам время для встреч с любимым. В этот вечер она отвезла детей в гости к Донате, и за ними надо было заехать до десяти. Часы уже показывали половину десятого.
– С самого начала, – ответил Мортимер.
– У меня уже есть дети, – напомнила ему Пенелопа.
– И муж у тебя тоже есть. Я это знаю. Но вот уже год, как мы любим друг друга. Процедура развода существует уже довольно давно: она для того и придумана, чтобы такие люди, как мы, могли улаживать свои отношения. Твои дети будут жить с нами, мы станем одной семьей, – все это Мортимер говорил, упираясь в стену и второй рукой, словно преграждая ей путь к бегству.
– Почему ты заговорил об этом именно сейчас, когда мне пора уходить?
– Чтобы ты могла это обдумать. Я знаю, решиться на
– Мортимер, не будем сейчас начинать этот разговор, мне надо идти, – сказала Пенелопа, проскользнув под его руками.
– Хорошо, сейчас не будем. Но не забудь мои слова. – Он улыбнулся, распахнул перед ней дверь, и они вместе спустились на улицу. Такси уже ждало Пенелопу. Мортимер открыл для нее дверцу.
Пенелопа вовремя добралась до дома Донаты и позвонила в домофон, чтобы дети спускались. Им предстояло всем вместе вернуться домой в том же такси.
– Мама, я больше не хочу играть с близняшками, – объявил Даниэле, как только они сели в машину. – Больше я к ним никогда не поеду.
– Они такие послушные, что просто противно, – поддержала брата Лючия.
– Вы поссорились? – спросила Пенелопа.
– Да в том-то все и дело! С Лавинией и Джульеттой просто невозможно поссориться. Дуры набитые! – воскликнула Лючия.
– Играют в дурацкие игры, а мне приходится быть вежливым, потому что они девочки, – объяснил Даниэле. – В следующий раз, когда будешь работать вечером, оставь нас с Лючией дома. Честное слово, мы не будем баловаться.
Пенелопа ощутила угрызения совести. Слишком часто она бросала детей одних, оставляя их тут и там, словно почтовые бандероли, под выдуманными предлогами. По возвращении домой она уложила их спать, осыпая ласками и поцелуями, а сама думала: «Я плохая мать. Бабушка Диомира сказала бы, что я веду двойную жизнь. В ее устах не было худшего осуждения для женщины».
Быстро прибравшись в доме, Пенелопа приготовила для мужа салат «Ницца» и накрыла на стол: Андреа должен был вот-вот вернуться. Потом она ушла в свою комнату переодеться, так как все еще ощущала пропитавший ее тело запах туалетной воды Мортимера.
Их роман дошел до критической точки, и теперь ей надо принять решение. Из двух мужчин, вошедших в ее жизнь, один – лишний. Только вот беда: ей были нужны они оба.
Зазвонил домофон. Пенелопа накинула халат и поспешила ответить. Это был Андреа.
– Прости, я забыл ключи на работе. Надеюсь, дети не проснулись?
Пенелопа нажала кнопку, открывающую двери парадного, а сама открыла входную дверь квартиры, потом пошла на кухню, вынула из холодильника банку пива и поставила ее на стол.
– Я не хотел тебя будить, – сказал муж, входя.
– Я еще не ложилась, – ответила Пенелопа, делая вид, что занята наведением порядка в кухонном шкафу.
– Почему бы тебе не поужинать со мной? – предложил Андреа.
Пенелопа вымыла несколько ягод клубники, положила их на блюдце и присела напротив мужа.
– В них мало сахара, от них не толстеют, – пояснила Пенелопа, словно себе в оправдание.
– Мне кажется, в последнее время ты очень похудела, – заметил Андреа.
– Я сбросила пять кило. За год это совсем немного, – ответила она.
– Ты нездорова? – спросил он с тревогой. Ему необходимо было поговорить с женой, а она на этот раз, похоже, не спешила уходить.
– Никогда в жизни не чувствовала себя лучше. Физически, я хочу сказать. А что касается остального… – Она не закончила фразы.