Ванильный альбом. I

Мороз Владимир

Расстелив пестрые покрывала прямо на ярко-зелёную травку, ребята быстро разложили еду и, поставив в середину блестящие бутылки с только что купленным алкоголем, расселись кружком.

Первый тост, как водится ещё от родителей, подняли за победу. Впрочем, как и второй. Немного захмелев, наперебой стали делиться воспоминаниями своих дедов, прошедших через кровавую мясорубку тяжёлой войны.

– Мой дед рассказывал, как в танке под Брянском горел, –

окинул взглядом компанию один из парней.

– У меня дедушка в этих лесах партизанил, – перебил его второй, – а бабушка в семейном лагере была, три карательные операции пережила.

– Ну а мой, Пётр, Кёнигсберг штурмовал, – гордо сказал третий, – второй, Степан, погиб под Брестом в первые дни.

– Колян, а помнишь, как недалеко авиабомбу нашли? – запил очередную рюмку стаканом лимонада Лёнька, шебутной пэтэушник, приехавший домой на выходные.

– Да уж, – рассмеялся высокий крепыш, – славненько бабахнула. У половины деревни стёкла повылетали. Меня батя из-за этого весь вечер с ремнем гонял – я потом неделю стоя спал.

Пока парни хвастались друг перед другом найденными в лесах штыками, касками и боеприпасами, девчонки отсели в сторонку, обсуждая моду, новые журналы и планы на будущее.

– Вон смотри, старая Татьянка идет. – Лёнька указал пальцем на заброшенную лесную дорожку, по которой медленно шла невысокая сгорбленная пожилая женщина, одетая в черное длинное пальто. Голова её была плотно укутана в тёмный платок. Рядом, во главе с рогатым самцом, вышагивали четыре козы, стараясь на ходу сорвать траву или быстренько обглодать распускающиеся листья с нижних веток.

– Бабуля, иди к нам, хряпни полташку за праздник! – позвал её Колька.

Старуха не ответила, лишь тихонько улыбнулась и покачала головой, отказываясь от приглашения.

– А может, тебе День Победы не в радость? – Лёнька, резко изменившись в лице, вскочил, шатаясь на ногах. – Или ты хотела, чтобы здесь немцы были? А?

– Успокойся, – схватил его за рукав Колька.

– Я спокоен, как дохлый лев перед случкой. – Лёня вырвал руку. – Все же знают, что ты в Германии войну провела и чем там с фрицами занималась!

– Ну-ка замолчи, – подскочила к нему Светка, бывшая одноклассница. – Сейчас же извинись!

– Вот ещё – перед всякими немецкими подстилками извиняться! Праздник ей, видите ли, не нравится! Пока мой дед кровь за эту землю проливал, а бабка с детьми под Озаричами в лагере смерти подыхала, она там сосиски жрала, тварь!

Опьяневший не столько от водки, сколько от безнаказанного

желания выговориться, Лёнька, не обращая внимания на друзей, ещё долго стоял и матерился вслед старухе. А та, сгорбившись сильнее, не оборачиваясь, шла дальше, пока не скрылась за деревьями. Сколько таких слов ей кричали в спину, а иногда и в лицо, даже не сосчитать. Раньше, бывало, ночами не спала из-за обиды, не могла наплакаться, а потом привыкла, закрыв душу, как дверь амбара, на огромный кованый замок.

Пройдя около километра, Татьяна свернула на малоприметную тропинку. Козы, не отставая, двинулись за хозяйкой. Выйдя на небольшую тенистую полянку, старуха присела на поваленное дерево, прикрыла глаза руками и долго сидела, давя в себе горечь, полученную от молодого парня. Животные не беспокоили её, занявшись поеданием сочной зелени, растущей здесь в избытке.

Придя в себя, отдышавшись от тяжелой дороги и прогнав мысли о нанесённой обиде, Татьяна встала, подошла к осоке, обильно растущей на краю, вытащила из кармана кусочек хлеба и конфетку, завернутую в бумажную обёртку. Опустившись на колени, положила всё это на одну из многочисленных кочек, торчащих повсюду, вытерла набежавшую слезу и вернулась на своё место.

Когда-то здесь начиналась тропинка, ведущая через болото. Потом, после войны, сюда пришли мелиораторы, вводя новые земли в сельхозоборот. И через несколько лет после осушки первые трактора вонзили стальные плуги в плотный торф. Стоявшие тысячи лет болота ушли в прошлое, напоминая о себе лишь небольшими кочками да осокой.

В конце зимы 1944 года немцы, прекрасно понимая, что удержать фронт вряд ли получится, решились на очередную подлость. По инициативе командующего тыла группы армий «Центр», в заболоченном районе крупной деревни Озаричи было создано несколько лагерей для содержания мирного населения. Цинизм заключался в том, что германское командование поместило десятки тысяч людей на пустые острова, лишив несчастных не только возможности выбраться, но и еды, тепла и крыши над головой. Большую часть заключённых составляли женщины, дети и старики. По мнению фашистов, от такой жизни у заключённых должна была возникнуть эпидемия тифа, которая позже обязательно перекинется на бойцов Красной армии, затормозив развитие грядущего наступления. Выполняя этот приказ, выделенные немецкие части и местные полицейские начали проводить большую операцию, сгоняя людей на мучительную смерть, попутно уничтожив десятки населенных пунктов.

Конец ознакомительного фрагмента.