Ванька 8
Шрифт:
Я заторопился в лазарет. Надо скорее больных вывозить, пока обстрела ещё нет.
В час я, понятное дело, не уложился, но, вроде, пока не стреляли…
Когда мои телеги с пациентами из лагеря уже выезжали, навстречу вестовой на лошади нам попался. Ходко он нёсся в Ля-Куртин, опять, наверное, с каким-то приказом от генерала.
Я приказал возницам ходу прибавить. Хотелось мне сберечь всё же пациентов.
— Стой!
От окопа к моему обозу бежал унтер-фельтенец.
—
— Что такое! Тут у меня больные! — я соскочил с телеги. — Пропускай давай!
— Не велено никого пущать, Иван Иванович…
Ого, по имени-отчеству меня называет…
Я присмотрелся — вроде, знакомый унтер. Раненого я его как-то спасал.
— Не велено, доктор.
Вид у унтера был виноватый.
— Не в моей воле мне вас пропустить. Велено заворотить обратно.
Тут рядом с унтером два аннамита нарисовались. Ни слова не говоря на меня со штыками поперли.
— Стой, стой! — начал их останавливать унтер. — Это же наш доктор!
Аннамитам, что доктор, что полковой батюшка…
Пришлось мне дать приказ обратно в лагерь телеги повернуть.
— Не выпустили… — поделился я очевидным с солдатами у ворот лагеря. — Аннамиты чуть штыками не закололи.
Старший на посту даже выматерился.
— Вот и сдавайся им… — даже руками в заключение он развёл. — Езжайте обратно.
Ну, а куда больше? Туда, в наш лазарет мы и вернулись.
Лагерь бурлил. У комитетского барака не одна тысяча ля-куртинцев, это на первый взгляд, уже собралась.
— Не пойдём!
— Пусть стреляют!
— Всех-то не перебьют!
И прочее, и прочее летало над толпой.
— Не откроют огонь!
— Чёрта с два!!!
— Французское правительство не даст громить дорогие казармы!
Прошёл час. Обстрел не начинался.
— Забоялись!
— Кишка тонка!
— У нас тоже винтовочки имеются!
У многих солдат настроение стало какое-то веселое. Так мне показалось. Эх, не рано ли радуются…
Ещё час.
Французские пушки стрельбу так и не начинали.
Толпа начала расходиться.
— Не царское время.
— Не разрешил Керенский расстрелять нас!
— Иди ты, со своим Керенским!
Местами среди расходящихся солдат вспыхивали перепалки. Нервы-то у всех были на пределе.
— Вся надежда на Советы.
— Про Ленина тут на днях один солдатик сказывал…
— Да, он всю жизнь борется за народ, а царское правительство его с каторги на каторгу гоняло…
— Брата его царь повесил.
— Повесил? Значит вся семья у них за народ…
— Одного повесили, а второй брат его место занял.
Так. Уже про Советы и Ленина разговор пошёл…
Глава 32
Глава 32
Не, народ тут не такой как дома…
К восьми вечера в лагере была обстановка — как будто ничего и не происходит. Не стоят пушки на возвышенностях вокруг Ля-Куртина. Не нарыли французы и фельтенцы вокруг нас окопов. Не смотрят на лагерь стволы пулеметов…
Лагерный театр был набит солдатами. На сцене выступали комики, народ покатывался от смеха.
В самом центре лагеря расположились четыре оркестра. Как вчера, позавчера, третьего дня…
Окна казарм были распахнуты настежь — так музыку лучше слышно.
Капельмейстер дал знак и оркестры грянули марш. Он сменился плясовой мелодией. Затем был снова марш…
Тут и раздался свист снарядов, а за мгновение до этого на холмах вокруг Ля-Куртина бухнули пушки.
Снаряды рвались рядом с музыкантами, а вот один — и прямо среди них. Слушающим музыку нижним чинам тоже досталось. Куски металла легко находили свою цель.
Ля-куртинцы бросились кто-куда, проходы между казармами опустели. Убитые остались лежать, раненых потащили в сторону лазарета. Ещё было бы чем там им помочь…
Солдаты и унтера с верхних этажей казарм сбегали на нижние, хватали винтовки и патроны, защищали свои головы касками.
Буквально через несколько минут был произведен второй залп. Целью его была казарма, где заседал солдатский комитет. От здания мало что осталось, но комитетчики-то тоже не пальцем деланные — ещё вчера они в другую казарму переместились. Зря только потратили снаряды французы.
Третий и четвёртый залпы ударили по казармам. Опять понеслись русские души в рай…
После этого всё затихло, а через четверть часа в лагерь прибыл посыльный от Занкевича.
— Генерал немедленно приказывает сдаться… Иначе — продолжим обстрел.
Такие слова услышали от него члены солдатского комитета Ля-Куртина.
— Иди обратно, пока не избили!
— Скажи, холуй, генералу, пусть стреляет почаще!
— Редко что-то бьет!
Посланца вытолкали в шею из лагеря. Морду ему ещё раскровянили.
До полной темноты на Ля-Куртин упало ещё триста снарядов. Раздолбив несколько казарм пушки замолчали.
Потом с возвышенностей заработали пулемёты.
Они строчили и строчили, словно запасы патронов к ним были бездонны.
— Ишь, лупят…
— По германцам бы лучше стреляли…
— За нашу помощь им рассчитываются…
Ещё и более крепко выражались ля-куртинцы. Все были очень злы на союзников.
— Надо в горы идти, перебить их!
— Офицеров — в первую очередь!