Ванька 8
Шрифт:
Комитетчики наскоро проголосовали. Единогласно. Сдается лагерь. Поднимает руки вверх.
Вот как получилось. Пришёл я в комитет и попал на такое важное событие. На моих глазах было принято решение о прекращении сопротивления Ля-Куртина. Не всё мне новости Малиновскому рассказывать. Теперь я сам могу это сделать.
— Сдаемся?
Я тронул за рукав Глобу.
Тот посмотрел на меня красными от недосыпа глазами.
— Да, — ответил коротко.
Радости в его словах не было.
— Да, —
— Мне, что делать? — задал я вопрос.
— Ничего. Ждать, что будет…
Ждать… Чего ждать?
Утром к холмам был послан представитель комитета с белым флагом.
— Сдаемся, — услышали вышедшие к нему офицеры.
Через час из Ля-Куртина начали выходить ротные колонны. Совсем не такие по численности, что сюда входили. После артиллерийских и пулеметных обстрелов лагеря солдат экспедиционного корпуса стало меньше почти на четыре тысячи. Особенно велики были потери в последние дни…
Глава 38
Глава 38 По дороге в неизвестность
Перед тем, как покинуть Ля-Куртин, как только затихал обстрел, отряженные солдатским комитетом команды копали могилы и хоронили погибших товарищей.
Не оставлять же их на растерзание птицам и зверью…
Печальной работы было много. Очень много.
— Так в чужой земле и останутся ваши косточки… — это и подобное не раз звучало во французской ночи.
Перед выходом из лагеря случилась заминка — никто не желал первым сделать шаг за его пределы. Спорили, какая рота будет идти впереди. Может, первая, как обычно?
— В бой первыми ходили, а сейчас — нет, — наотрез отказалась первая рота. — Сдаваться пойдем последними.
Я решил всех выручить.
— Давайте первым пустим обоз с ранеными и больными, — сделал я предложение комитету.
— Дело доктор говорит, — мои слова были одобрены единогласно.
Так и сделали.
Вперёд выслали представителя комитета с белым флагом, а уже за ним заскрипели лазаретные телеги, украшенные белыми флагами с красными крестами.
Второй уж раз я своих пациентов из Ля-Куртина вывожу…
Что тогда, что теперь — не больно веселая это дорога.
Перед окопами, что окружали лагерь, мой обоз и двигавшиеся за ним ротные колонны были встречены вооруженными фельтенцами и аннамитами. Последние весело скалились, наши же земляки себе под ноги смотрели. Правда, не все. Только нижние чины. Подпрапорщики, фельдфебели и младшие офицеры в отечественной военной форме выглядели весьма довольными.
Чему, радуются-то? Своих же, вон сколько в Ля-Куртине положили…
— Сдать оружие!
Ага, это так с нами здороваются…
— У меня в телегах раненые. Оружия нет.
Не поверили. Начали в телегах шариться.
Я чуть себе под ноги не плюнул.
Мля…
Впрочем, обыскивали лазаретные телеги, как мне показалось, только для вида. Не весь ещё стыд фельтенцы потеряли. Нижние чины из-под своих стальных касок глаза лишний раз не показывали.
— Проезжайте. Вас там встретят. — указал мне направление движения незнакомый капитан. — Не заблудитесь. Всё прямо по дороге никуда не сворачивая.
Я кивнул вознице с передней телеги.
— Трогайся.
Лазаретные телеги поехали дальше, а фельтенцы за ротные колонны принялись. Солдатам выворачивали карманы, вываливали на землю содержимое вещевых мешков.
Мне торопиться было некуда — не к тёще на блины спешу. Я отошел на обочину и закурил.
Мимо меня скрипел колёсами санитарный транспорт.
Одна повозка, вторая, третья… Десятая…
Дальше уже я не стал считать.
Докурил одну сигарету, принялся за вторую.
За лазаретным обозом двигалась минометная команда. Позади её на лошади ехал капитан Савицкий. Он, один из немногих офицеров, что своих подчиненных в Ля-Куртине не оставил.
Тот же капитан, что разрешил моим телегам дальнейшее движение, предложил ему сдать оружие.
Савицкий, не говоря ни слова, спрыгнул с лошади, вынул свою шашку из ножен и переломил её через колено. Отбросив на обочину обломки, Савицкий начал ожесточенно сдирать со своих плеч погоны. Вскоре и они полетели вслед за обломками шашки.
Оттолкнув подбежавшего к нему фельдфебеля, Савицкий уже пешком побрёл по дороге. При этом он что-то бормотал себе под нос. Что, я с обочины не расслышал.
Фельтенцы молча смотрели вслед удалявшемуся капитану.
Я бросил недокуренную сигарету и пошел за ним.
Позже мне стало известно, что фельтенцы объявили Савицкого психически больным. Так это, не так — кто знает? Сам я с командиром минометной команды после выхода из Ля-Куртина не общался.
Уже ближе к вечеру всех нас, вышедших из мятежного лагеря, остановили на дороге посреди какого-то большого поля. Выдали по два куска хлеба и одну банку рыбных консервов на троих.
Да, после такого ужина песни петь не будешь.
Велено было, там, где стоишь, располагаться на ночлег. Расходиться в стороны воспрещалось — предупредили, что везде посты с пулеметами.
— Утором будем решать вашу судьбу, — объявил, опять какой-то незнакомый мне полковник.
Откуда здесь столько новых офицеров появилось? Специально, наверное, по нашу душу их из России прислали…
Глава 39
Глава 39 Выйти из строя!
Утром, ещё не выспавшихся и голодных, нас стали делить по «категориям».