Ванька-ротный
Шрифт:
Получив задание от Максимова, я по его карте внимательно рассмотрел и запомнил схему маршрута. Я видел тогда, что при подходе к деревне на карте был обозначен овраг. Вот именно здесь я и рассчитывал обогнать своих обозников. Пока лошади с гружёными санями обогнут овраг и переберутся через заносы, мы обойдём их и возможно первыми успеем войти в деревню.
Чем ближе к оврагу, тем сильнее и неистовей ветер, тем стремительней несётся снежная пыль. Мне было и холодно и жарко. Холодно от ветра и то летящего снега, а жарко от быстрой ходьбы и от мысли, что мы опоздаем, что мы не догоним обоз. Я смотрю на своих солдат. Они идут, пошатываясь. Часа два, мы буквально,
Солдаты на войне всегда берегут свои силы. Кто знает, что может быть впереди. Может потом из последних сил придётся бежать? Всё нужно делать из расчёта на потом. Может потом придётся долго ползти по глубокому снегу? Опытный солдат не станет наперёд торопиться. Он лучше сначала переждёт, потянет время, побережёт свои силы. |Он прежде оглядится кругом, прикинет, поразмыслит своим умишком.|
Я точно не знал на каком километре от деревни мы в данный момент идём. Кроме компаса на руке и схемы маршрута в голове у меня ничего не было. Я шёл по памяти, оглядываясь по сторонам. Видимость на дороге была не более двадцати метров. Будь у меня с собою карта, она тоже ничего не дала.
Но вот впереди на дороге мы увидели тёмный предмет. Он был неподвижен и едва различим. И всё же мы выхватили его глазами из общего снежного фона. Мы подошли ближе, и каково же было наше удивление, в сугробе, пристроившись у дороги, сидел занесённый снегом немец. Сначала мы подумали, что он замерз или убит.
Пожилой солдат, который был за старшего и стал моим помощником. Он подошёл к сидевшему в сугробе немцу и толкнул его слегка ногой. Немец шевельнулся, кивнул головой и снова застыл. У него из-под носа белой дымкой срывалось ровное дыхание. Немец был не только жив, он сидел удобно в снегу и крепко спал. Сидел он скорчившись, поджав под себя ноги и привалившись спиной к сугробу. Колени у него были поджаты к груди, голову он опустил на них. Винтовка лежала на согнутой руке.
Мы наткнулись на него неожиданно и не знали, что собственно с ним делать. Конвоировать его в тыл? Или поднять, поставить на ноги и вести с собой? В том и другом случае к нему нужно было приставить охрану не менее одного солдата.
Я посмотрел вперёд, слабая бороздка саней уходила дальше по дороге в направлении деревни. Я взглянул на немца, прикидывая в уме. Нашего обоза впереди по-видимому не было. Немца заметал снег. Но складки одежды были четко видны |на фоне снежного сугроба. Они были тоже припорошены снегом.|. По складкам одежды и потому, как его занесло, я сделал вывод, что он уселся в снег не более часа назад. Наших впереди не было. Если бы они здесь прошли, они наткнулись бы на спящего немца.
Мы стояли полукругом и смотрели на спящего немца. Теперь мне стало ясно, что мы бежали по дороге не за своим, а за немецким обозом. Этот немец шёл видимо последним присел в сугроб и моментально заснул. По моим расчётам немецкий обоз сейчас находился в деревне Климово.
Я представил себе ситуацию. Мы догоняем повозки, считая их нашими, а на них сидят спокойненько немцы. Что могло произойти?
Солдаты сняли с руки немца ружейный ремень, легонько вынули из-под согнутого локтя его винтовку, немец не шевельнулся. Он удобно сидел в мягком сугробе, ровно дышал и пускал пузыри.
Солдат Елизаров, так звали моего помощника, подошёл к немцу и стал его трясти за плечо. Немец недовольно
Елизаров не стал звать себе на помощь солдат. Он был дюжим и жилистым мужиком. Он схватил немца одной рукой за плечо, а другую руку подсунул немцу под поясной ремень, приподнял его над землёй и поставил на ноги.
Все думали, что немец останется стоять на ногах, а он подогнул ноги под себя, и не подавая голоса, и не открывая глаз, опустился снова на дорогу. Уж очень не хотелось ему открывать глаза.
Елизаров чертыхнулся, приподнял немца ещё раз и прикладом винтовки ударил немца слегка по железной каске. Удар получился резкий и звонкий. Но немец и на этот раз не проснулся.
— Ну и немец! — сказал кто-то из солдат.
— Ты поосторожней с ним, не переломай ему кости! У тебя лапа и шея, как у быка! Изуродуешь человека. Потом придётся нам его тащить на себе.
Елизаров поднял немца двумя руками с земли, как маленького ребенка и встряхнул его, держа на весу. Все думали, что вот теперь немец обязательно проснётся.
Я подумал, вот он сейчас качнёт немца и бросит обратно в сугроб. И действительно Елизаров приподнял его ещё раз над землёй и потряс им в воздухе, как заплечным мешком. Сказав при этом:
— Не будем же мы стоять перед ним и ждать пока он выспится!
Елизаров бросил его обратно в сугроб. Это, как в анекдоте! Немец ткнулся боком в мягкий сугроб. Удар пришёлся ему в самый раз, чтобы проснуться. Он залепетал что-то быстро по-немецки, открыл глаза и уставился на нас. Сначала он рассматривал наши белые маскхалаты, потом небритую рожу Елизарова. И когда тот дыхнул ему в лицо перегаром махорки, немец поперхнулся, закашлял и заморгал. Он смотрел на нас, как на пришельцев с того света.
Вот он помотал головой, протёр кулаками глаза, и произнес хриплым голосом, как это делают люди не верящие видению:
— Нейн, нейн! Дас ист ун мёглих! [123]
Он вероятно подумал, что всё это [происходит] во сне. Он не хотел верить реальности. Он думал, что это наваждение.
— Яа, Яа! [124] — подтвердил я ему.
Немец посмотрел на меня и сразу всё понял.
— Хенде хох? [125] — спросил он меня.
123
Нет, нет! Это невозможно!
124
Да, да!
125
Руки вверх?
— Натюрлих! [126] — подтвердил я.
И немец, посмотрев ещё раз по сторонам поднял руки вверх, как положено.
— Елизар! Обыщи его, для порядка! Документы мне! Трофеи разделишь на братию.
Солдату мой приказ пришёлся по душе. Документы и всякие бумажки солдату не нужны. Немец пришёл в себя окончательно, когда Елизар прошёлся у него пальцами по бокам и карманам.
— Ну вот теперь "гут"! — сказал я и сделал немцу знак рукой, чтобы он опустил свои руки.
126
Конечно!