Ванька-ротный
Шрифт:
Ветер и снег теперь гудел и метался в печной трубе. В такую ночь немцы на дорогу не сунуться. В темень и метель с дороги легко сбиться. По одному часовому на концах деревни вполне, будет достаточно.
Пока Елизаров ходил по деревне, искал ходики и намечал посты, я расчертил лист бумаги и составил график дежурства. В каждой графе указал фамилию и время смены. Пусть меняются по часам. В расписании постов указано, кто, где стоит и когда кто кого меняет. Раньше я не составлял такие списки. В роте на передовой обычно идёт всё само собой. На этот раз, при нехватке людей, список будет действовать на солдата, как разводящий начальник караула.
Елизаров принёс и повесил ходики. Каждый перед сменой подходил к
— Ну вот и порядок Елизаров! — сказал я, — Теперь можно и нам с тобой отдохнуть.
Немца положим на лавку. А мы с тобой завалимся спать на деревянную кровать.
Один солдат остался сидеть у стола, при горящей коптилке и двое легли на полу у печи. Ночь прошла без происшествий.
Утром Елизаров затопил печь. В избе стало тепло и сыро. Харчей у нас с собой не было. Три, четыре сухаря на брата и горсть махорки на всех. Солдаты нагребли из-под пола картошки. Принесли колодезной воды. И через некоторое время все сели за стол. Горячая картошка, чай без заварки и по одному сухарю, для приправы — разве это не царская еда, для голодного солдата. Немца посадили за стол и накормили по общей норме.
Картошку он ел неумело. Обжигал пальцы. Дул на них и болтал ими в воздухе, морщась от боли.
— Опосля еды и чаю, закурить надо! — сказал кто-то.
Я понял, что солдаты наелись.
Днём охранная служба пошла веселей. Двое патрульных на концах деревни. Остальные в избе у печки.
Я позвал Елизарова. Мы обошли всю деревню, осмотрели огороды и вернулись в избу. Я решил допросить пленного немца подробно. Беседа наша продолжилась целых два дня, потому что в деревню наш батальон и обоз не явились. Вот что рассказал нам пленный.
В ночь на 26 декабря по дороге на Климово и Никольское вышел немецкий обоз. В обозе были три упряжки и шестнадцать солдат охраны. Многие из солдат раньше не воевали. В охрану обоза они попали, когда прибыли с пополнением из тыла. До назначения в охранный взвод солдаты служили в разных тыловых частях под Ржевом и Смоленском. В Смоленске стоял штаб группы армий и находились основные склады. 10 декабря по приказу армейской группы в тыловых частях, расположенных западнее Ржева, провели отбор солдат, для пополнения передовых частей. К 20-му декабря на фронт отправили всех, кто не имел военной специальности, кто стоял на ногах и мог держать в руках винтовку. Основная часть солдат попала в пехотные роты, а им повезло, их шестнадцать оставили в тылу для охраны обоза.
В обозе двое тяжёлых саней и одна колёсная фура. В каждой упряжке по паре лошадей. Короткохвостые "Першероны". Они медлительны на ходу, неповоротливы на русских проселочных дорогах. Это лошади "тяжеловесы". По дорогам с твёрдым покрытием они могут везти многотонные грузы. А здесь на полевых, ухабистых дорогах они быстро устают.
Здесь наши низкорослые, подумал я, на брюхе через сугроб переползут. А немецкие породистые, для наших дорог не годятся. Дороги у нас в России узкие, ухабистые и кривые, без мостов и обочин, проложены прямо по земле. В пути, что ни шаг, то бугор, то канава. А зимой на первый взгляд всё кажется ровным и твёрдым, а ткни ногой где-нибудь, из-под снега сочится вода.
Для породистых тяжеловесов мосты в три гнилых бревна не годятся. На них они, как правило, ломают ноги. Квадратной брусчаткой у нас дороги не принято было мостить. Вот собственно почему немецкие обозы продвигались медленно и часто застревали.
В лесах край дороги угадывается по стволам растущих деревьев. А в полях она растворялась и исчезала под снегом. Через каждый десяток метров снежные бугры и сугробы. Топаешь, ищешь дорогу ногами, а кругом хлещет летучий снег. Куда не посмотри, кругом дымят бугры и сугробы. Ни деревьев тебе вдоль
— Обозом командует фельдфебель Пфайффер.
Видя такую картину, он теряет терпение, выбегает вперёд, подает команду:
— Стоять на месте!
Он надрывно кричит, но из-за летящего ветра и снега его властный голос не слышно. Фельдфебель жестом посылает вперёд группу солдат. Они начинают топтать и искать ногами дорогу.
Передние лошади стоят по брюхо в снегу. Они выбились из сил, дрожат всем телом, дико вращают глазами, фыркают и тяжело дышат.
Но вот наконец дорога найдена. Передняя пара лошадей трогается с места. После нескольких отчаянных рывков лошади выбираются на дорогу. Сбруя из толстой кожи на морозе трещит. Звенят стальные цепи упряжек. За первыми санями, повизгивая, выезжают вторые, трогается с места тяжелая колёсная фура. За упряжками, высоко вскидывая ноги, шагает фельдфебель, а за ним согнувшись от встречного ветра, плетутся солдаты.
Колёса у повозки, повизгивают [и] поют на разные голоса. Лошади, раскачивая боками, трясут лохматыми гривами. Они, как собаки с обрубленными хвостами виляют ими часто. Из ноздрей у них вырываются клубы белого пара. По снежной дороге летит пелена. Дорога едва различима. Жерди с пучками соломы, когда-то расставленные вдоль дороги, вырваны ветром и разбросаны в поле.
На передке колёсной фуры растопырив ноги, сидит ездовой. Шея у него замотана тряпкой, на спине под шинель подоткнут лоскут овчины. Ездовой клониться вперёд от встречного ветра. В одной руке у него связка вожжей, а в другой длинный хлыст.
Фельдфебель Пфайффер шеф и главный ляйтер обоза. Солдатам охраны он начальник и бог. Ни один из них не может возразить ему. Шагая сзади, они смотрят в его плечистую спину. Вот один солдат, падая, замахал руками, потерял равновесие, но успел вовремя присесть. А второй не удержался и упал на дорогу. Но он быстро вскакивает и бежит, чтобы занять своё место. Мелкий колючий снег летит вдоль дороги. Порывы ветра настолько сильны, что перехватывает дух. Лица у солдат сине-зелёные, губы распухли, на бровях налипшие шарики льда. Обуты немцы в короткие кожаные сапоги. Проходя по глубоким сугробам, они черпают снег голенищами. Ветер вырывает у них из-под ног комки снега, подхватывает их, бросает куда-то в сторону и превращает снежную пыль.
У немцев на ногах кованые сапоги с широкими голенищами. За голенищу можно засунуть гранату с длинной деревянной ручкой или лопату. Вообще-то странно, почему фюрер обул своих солдат в короткие сапоги. По русской зиме такие сапоги не годятся. Они как черпаки для снега. Сшиты они на совесть из толстой яловой кожи. Подошвы сапог оббиты стальными пластинами с шипами. На каблуках Золингеновские подковы. Но у добротных немецких сапог огромные недостатки.
Фюрер вероятно считал, что такой пары сапог солдату хватит, чтобы пройти по всей Европе. Но что было плохо. Головки имели очень малый подъём. Сапог обтягивал ногу. Немцы носили сапоги на тонкий носок. На ноге сапоги не болтались. По европейской брусчатке ходить в них было удобно. А для русской хляби и лютой зимы, они совсем не годились. Из-за этой мелочи солдаты фюрера обмораживали себе ноги.