Ванька-ротный

Шумилин Александр Ильич

Сержанты жмутся в общую кучу. На фронте они такие тихие и робкие, не то что в тылу. В тылу они горластые, глотку дерут на солдат, покрикивают, гнут их в дугу. Куда девалась их прыть?

Что могу я один сделать с полсотней солдат? Старички мои знают, чего стоит жизнь. Я в роте самый молодой. Кричать и выкидывать их из сарая нельзя. Избы, где находятся немцы близко. Я рукой показываю кому куда бежать, а они стоят неподвижно и тупо смотрят на меня, жмуться друг к другу.

Но

среди них есть и такие, которые посмелей. Человек пять не больше. Они выглядывают из ворот сарая, но сделать шаг навстречу смерти боятся. Что делать? Не вытаскивать из сарая по очереди каждого за рукав, не выпихивать их, не подталкивать их в спину коленкой под зад, не вышвыривать их наружу за шиворот. Они стоят и выходить из сарая боятся.

Потом конечно будут взахлёб рассказывать, как они рывком ворвались в деревню. Я делаю два шага к стоящей толпе, они отступают на два шага назад в глубь сарая.

— Ну и войско! Мать их, вашу за ногу! — вслух выпаливаю я.

Я подзываю знаком руки пятерых самых шустрых и показываю им на ближайшие два дома. Солдаты в знак согласия машут мне головой.

Я оглядываюсь на остальных, качаю головой и матерюсь вполголоса, грожу в их сторону кулаком и сам с пятерыми выхожу из сарая.

До ближайшей избы короткий бросок. Мы пригнувшись бежим по глубокому снегу, вскидывая вверх коленки. А солдатики мои. что остались в сарае, не особенно спешат, а посматривают, что будет с нами дальше.|

Мурашки ползут по спине. Дыхание спёрло. Я продолжаю идти. Каждый шаг считаю последним. Ещё шаг и смерть впереди.

Почему я должен идти впереди своих солдат и быть им примером, проверяя на себе будет немец стрелять или нет. Почему я должен подставлять себя под пули первым? Почему они прячутся за моей спиной? До деревни десяток шагов. В висках тупыми ударами пульс отбивает последние секунды. Сейчас могут грянуть выстрелы, и всё кончится. Я подхожу к сараю и исчезаю в темноте раскрытых ворот. Слышу за моей спиной кто-то дышит.

В сарае пусто. Внутри снежные сугробы. Сверху с дырявой крыши, из-под снега свисают пряди прелой соломы. Солдаты роты ручейком вливаются в открытые ворота сарая. Солдаты несколько оживились, но стоят настороженно и ловят ухом звуки. Они рады, что без выстрела забрались вовнутрь. Стоят сбившись кучей и смотрят на меня, что я буду делать дальше. Опять всё с начала! Пока я не выйду из сарая, они от сюда не сделают шага вперёд. Как будто мне одному нужна эта "вшивая" деревня.

Сержанты жмутся позади солдат. На фронте они тихие и робкие, не то что в тылу. В тылу они глотку дерут на солдат и гнут их в дугу. А тут, перед немцем, куда девалась их прыть.

А что я могу один сделать сейчас с целой ротой. Ну подождите, возьмём деревню, я вас погоняю, поторчитесь вы у меня в снегу.

Старички, те знают, что стоит солдатская жизнь.

Я в роте самый молодой. Кричать и выпихивать их из сарая сейчас бесполезно. Избы, где находятся немцы от сарая близко. Я рукой показываю кому куда бежать, а они пятятся назад и тупо смотрят в землю.

Но есть среди них такие, которые пошустрей. Человек пять не больше. Они выглядывают из ворот сарая, но боятся сделать первый шаг. Что делать? Не вытаскивать каждого за рукав, поддавая коленкой под зад, не вышвыривать их за шиворот наружу. Они стоят и выходить из сарая боятся.

Потом взахлёб будут рассказывать, как они рывком ворвались в деревню. Я делаю два шага к стоящей толпе, они отступают на два шага в угол сарая.

— Ну вояки! Мать вашу так! — выпаливаю я в полголоса.

Я знаком руки подзываю к себе пятерых солдат и показываю им на ближайшие два дома.

— Я и вы возьмём эти два дома. Остальные пусть бегут дальше в деревню!

Пять солдат в знак согласия кивают мне головой. Я оглядываюсь на остальных, матерюсь себе под нос и грожу в их сторону кулаком, поворачиваюсь и с пятерыми быстро выхожу из сарая.

|Они не спешат, не торопятся вперёд, у них седьмой ржавый тормоз включён и дрожь по всему телу.

Мы обходим боковой стеной избу, немцы сразу обнаруживают нас. начинают орать и открывают стрельбу. Под огонь попадают те, кто топает позади.

Нас немцы не видят, потому что мы ушли вперёд, стоим за стеной. Теперь, когда немец открыл стрельбу, можно и мне орать и подавать во весь голос команды.

— Вперёд! — кричу я.

— К стенам! К избам! В огородах вас всех перебьют!

— Броском вперёд! Мы вас прикроем пулемётом!

— Дай огонька! Вдоль улицы короткими очередями! — говорю я солдату.

Он высовывается из-за угла, смотрит вдоль улицы, ложится на снег, ставит пулемёт и ведёт огонь короткими очередями.

Накануне наступления в роту прислали ручной пулемёт с двумя дисками патрон. Полковые при этом сказали, — Вот мы тебя усиливаем огневыми средствами, даём пулемёт! Деревня поэтому должна быть взята во что бы то не стало.

Автомат ППШ был только у моего ординарца. Вот собственно и все огневые средства.

Я хмыкнул под нос и сказал, — Пулемёт и автомат на целую роту по-моему это маловато и вы это подаёте как огневые средства? Тут батареи пушек мало! А вы хотите, чтобы я это сделал с одним пулемётом? Две роты солдат уже легли под Чухино. А результатов нет. На снегу под деревней лежат сотни трупов. И вы хотите, чтобы я с одним пулемётом взял деревню.

— Ни одним пулемётом! У тебя полсотни солдат!