Ванька-ротный

Шумилин Александр Ильич

Мы вошли следом за старшиной в прибранный дом. Хозяйка лет тридцати пяти хлопотала у печи за перегородкой. Мы вышли в сенца, старшина полил нам на руки, что было необычно, мы вымыли руки и он подал нам полотенце. Старшина, покашливая, пригласил нас за стол.

— Это наш лейтенант, командир роты, — представил он меня хозяйке.

— А это, прошу любить и жаловать наш комиссар, я вам о нём говорил.

На столе стояла квашеная капуста, заправленная луком и льняным, пахучим маслом, мягкий ржаной хлеб, горячая картошка и несколько кусков сала. Старшина потёр ладони и взглянул на хозяйку, та видно поняла его без лишних слов. На столе появилась бутыль самогона. Наполнили стаканы, хозяйка подсела к столу, мы чокнулись и выпили по первой.

Когда

налили вторую, а это опять был стакан до краев, вторую я пить отказался.

— Мне нужно ехать! — сказал я, посматривая на старшину. Старшина быстро согласился. Он перекинул через губу второй стакан, торопливо закусил и добавил:

— Мы оставим здесь товарища политрука. Завтра я заеду за ним, а мы с вами товарищ лейтенант мигом сейчас весь район обороны объедем.

Я взглянул на Савенкова, он продолжал сидеть за столом и лыбился. Я хмыкнул, покачал головой и направился к двери на выход. Старшина, одеваясь на ходу, зацепил рукой ещё стакан, схватил горсть квашеной капусты и заправил её пальцем в рот. Капуста торчала у него между губ, как торчит клок сена у лошади во время жвачки, когда она вдруг поднимет голову и смотрит куда-то.

Старшина вышел на крыльцо и замахал повозочному рукой, давай мол, сюда к ступенькам. Сани скрипнули, оторвали примёрзшие полозья от снега и подкатили к дому. Мы заехали к командиру взвода, побывали в деревнях, где стояли наши солдаты и к вечеру вернулись домой в |Жизьдерово| Кобыльщину (??? уточнить по карте).

Прошло около недели, поездку можно было бы и забыть, но одно неприятное обстоятельство всколыхнуло всё снова.

Через неделю меня вызвали в штаб и велели дать объяснение по поводу организованной мной пьянки. Ты оказывается ни с проверкой ездил. Ты морально разложился и спился. Сахар, положенный солдатам, пропиваешь в деревнях.

— Вы что с ума сошли! — с возмущением выкрикнул я.

— Я вообще не пью! Откуда вы это взяли?

— Ты лейтенант не крути! В деревне был? Самогонку пил? У нас есть доказательства.

— Какие доказательства? Вы меня на слове не ловите!

— А это что?

— Что?

— Донесение Савенкова. В донесении про пьянку и про сахар прямо сказано.

— Ну и подлец?

— Кто подлец?

— Кто-кто? Савинков! Сам вылакал всю четверть самогонки, сидел в деревне с бабой два дня и на меня всё свалил.

Видя моё явное и не напускное возмущение, штабные отпустили меня. Я вернулся в роту. Савенков, как ни в чём не бывало, ходил по деревне.

— Слушай ты! — сказал я ему.

— Как ты мог написать такую гадость?

— Как мог?

— А ты хотел бы, чтобы всё это повесили на меня. Не забывай, я всё-таки политработник! А ты кто? Ты просто беспартийный лейтенант. Теперь ты можешь, что хочешь клепать на меня, тебе никто не поверит. Я тебя вовремя скомпрометировал. А если бы они узнали про сахар, что это я, у меня бы партийный билет отобрали. А тебе что? Тебе ничего! Тебя же видели солдаты, когда ты вместе со мной к этой бабе заходил.

— А когда я уехал, не видели! Так что свидетелей, что я там на два дня остался нет.

— Ну и подлец же ты! На тебе Савенков пробы ставить негде! Откуда только такие твари берутся.

На этом наш разговор прекратился. Я пошёл спать. Лег на соломенный матрас, долго ворочался, перебирал в уме всю эту историю.

На следующий день меня снова вызвали в штаб, и я получил приказ. Рота снимается и направляется в город Белый на смену другому батальону.

Утром я построил людей. Старшина проверил наличие солдат, оружия и вещей, всё оказалось на месте. Я подал команду, и рота тронулась по дороге. Мы должны были самостоятельно добраться до деревни Журы, а там нас через Демидки и Струево выведут на передний край обороны к Льнозаводу.

Глава 13. Город Белый

Январь 1942 года

Город Белый |Калининской области [143] |

сам по себе небольшой, но довольно древний. Впервые летопись о нём упоминает в 1359 году. Сейчас трудно сказать, когда здесь впервые появились люди.

В те далёкие времена люди селились в основном по берегам рек. Вода была первой необходимостью в жизни людей и транспортной артерией. |Возможно в старые времена| По рекам Обше, Меже, Западной Двине город имел торговые связи с Западом. Но как повествует летопись, первыми поселенцами здесь были славянские племена. Эти земли |когда-то| принадлежали Киевской Руси.

143

Область переименована в Тверскую.

Основным богатством края, как об этом сообщает летопись и хроника, являлся лён и белая крупчатая мука. На окраине города стояли льнозавод и мельница. На льнозаводе обрабатывали лён |льняную тресту|, а на мельнице крутили жернова, мололи зерно и вальцевали |белую крупчатую| муку.

Льнозавод во время войны был разрушен. |Повсюду из-под снега остались торчать ржавые детали трепальных машин. На кирпичном фундаменте покоились каменные опорные столбы, по размерам пролётов и остаткам битого кирпича можно было определить, что собой представлял льнозавод в то время. Это было небольшое строение сарайного типа|.

Мельницу в мае 1942 года немцы сожгли. До этого времени мельница была цела, но не работала. Наши солдаты, державшие здесь оборону, сметали веником с жерновов, лотков и закромов остатки той самой белой крупчатой муки, которая в двух мешках, перевязанных золотой канителью изображена на гербе города Белого.

Герб города Белого представлен в виде щита. В верхней части щита изображён герб смоленский. В нижней части изображены два белых мешка с крупчатой мукой. Мешки перевязаны золотыми шнурами, в зелёном поле, дающие собою знать, что при сей знатной пристани оным продуктом производится великий торг.

|Последняя| Мельница времён войны была трехэтажной и деревянной. Она стояла на берегу реки Обши в том месте, где сейчас [144] валяются белые, как старые кости, круглые жернова. Рядом с мельницей стояли два небольших деревянных домика и деревья, |которые стоят и сейчас|. Не было только плотины [145] . |Она была взорвана при отходе наших войск|.

Земля кругом города Белого глинистая и липкая. В распутицу весной или осенью здесь стоит непролазная грязь. Поставишь ногу перед собой на дорогу и обратно сапога не вытянешь. Подмётки к Бельской земле липнут, как смазанные клеем. В распутицу здесь |было| ни проехать, ни пройти.

144

Упоминания "сейчас", "теперь" следует относить к поездке автора в город Белый в мае 1970 года.

145

Плотина во время войны в основном сохранилась, в устных рассказах автор о ней упоминал. Но переправиться через неё с одного берега на другой было невозможно. Пролёт у правого берега был разрушен. Подъёма воды перед плотиной почти не было. После войны на плотине работала ГЭС местного значения. В мае 70-го плотины уже не было.