Ванька-ротный

Шумилин Александр Ильич

Знаю я этого бывшего учителя начальных классов Белова и его зама Грязнова. На одном пробы негде ставить, а другой отъявленный трус, известный на всю дивизию.

— Я конечно пойду туда, коль есть распоряжение дивизии. Знаю почему они хотят, чтобы я сидел на дороге. Но что я смогу там сделать, если мне там никто не подчинен? Артиллеристы сами по себе. Стрелки в подчинении комбата. Всю оборону я должен взвалить на пулеметчиков?

— Зря ты старший лейтенант кипятишься. Я не знал, что у тебя в сорок пятом полку были стычки и неприятности. Посиди

у комбата недельку. Страсти пройдут, все уляжется. Я тебя отзову.

— Твою работу по штабу будет вести писарь под моим наблюдением. А ты отправляйся. Нам нельзя сейчас портить отношения со штабом дивизии.

Я встал с широкой лавки, на которой сидел, мне стало жарко и душно. Я вышел на воздух и закурил.

— Да! — подумал я. Они хотят мне повесить на шею свой участок обороны. |Какая-то здесь мышиная возня? Хотят жар загребать чужими руками.| Приду на КП, лягу на нары, сделаю вид, что они добились своего.

Я разыскал на кухне своего ординарца, он сидел и беседовал со старшиной. Старшина налил мне в котелок черпак мутного хлебова и протянул кусок оттаянного черного хлеба.

— Товарищ старший лейтенант надо поесть! Вы сядьте вот здесь на дрова и спокойно поешьте! А я буду собираться. Я вас подвезу до передовой.

— Как в роте с кормежкой сейчас? — спросил я старшину.

— Никто из ребят сейчас не в обиде. Сегодня порции больше. Остались продукты от погибшей роты. Так что солдаты сейчас довольны.

— Печально! Но с едой повезло!

— Кормежку на нас с ординарцем будешь завозить на КП, в батальон. Мы наверно будем сидеть там всю эту неделю.

— Ну, что удалец! Поел, попил, швык и полетел! Иди собирайся!

— Нам с тобой сначала надо в пулеметную роту зайти.

Ординарец набил диск автомата патронами, положил в мешок пару гранат раздельно с запалами, и пошел в зад саней стуча пустым котелком по оглобле.

Сначала нужно заехать в пулеметную роту, побывать в пулеметных расчетах, посмотреть как устроились и живут там солдаты. Переговорю обо всем с командиром роты Самохиным, а потом покажусь и на батальонном КП.

У комбата Белова был определенный заскок. Он имел привычку разговаривать с подчиненными нагло и высокомерно. Перед начальством он у всех на виду гнул свой хребет, боязливо дрожал, находился, так сказать, в божьем страхе. Ничего он так не боялся, как недовольного взгляда командира полка.

— Этот, — говорил командир полка, — будет землю рыть рогами, если я прикажу или рыкну.

— Бестолков, но старателен!

Вернувшись из роты, мы дошли с ординарцем до батальонной землянки, отдернули занавеску и ввалились во внутрь.

На столе стояла сплющенная снарядная гильза. От нее к потолку шел мигающий, яркий свет. Комбат сидел на лавке заложив ногу на ногу, подергивая носком начищенного до блеска хромового сапога.

Он считал, что блеск начищенных сапог положительно действует на психику подчиненных. Связные, посыльные, телефонисты сидевшие в блиндаже были обшарканы и замусолены. А он в

сияющих до блеска сапогах на фоне их выглядел по генеральски.

На дорогах и в поле снег и зима. Когда Белов с дороги заходил в блиндаж, он садился на нары, выставлял вперед ноги и ординарец стаскивал с него валяные сапоги, ставил их сушить и подавал носки и начищенные хромовые сапоги.

Блиндаж был просторным. Его когда-то построили немецкие саперы. По середине блиндажа висела железная печка с регулятором для поддува воздуха при горении. В углу стоял деревянный стол. Вдоль стены — широкая струганная лавка. По другую сторону блиндажа были оборудованы и покрыты соломой просторные нары. Над головой потолок из толстых, в обхват, сосновых бревен. Над блиндажом был в четыре наката потолок.

Увидев меня комбат велел телефонисту соединить его с пятой стрелковой ротой.

Пятая рота! — вспомнил я. Я глубоко вздохнул. У меня даже екнуло сердце. Когда-то я начинал здесь служить и именно в этой пятой! Теперь, от той пятой, никого не осталось. Остался только номер один.

Закинув ногу на ногу и держа телефонную трубку в руке, комбат орал на командира роты зычным голосом.

— Ты слышь! — кричал он ему.

— Намордник для тебя припас!

— Что, что? Окромя маво приказа ты совсем без понятия!

— Ты меня понял, чего я тебе говорю? Чего молчишь? Я за вас должон думать? Сниму с роты! Слышь! Все забываю, как твоя фамилия!

Я подошел к столу, сел на лавку. Комбат бросил трубку, театрально всплеснул руками, как будто только что увидел меня. Он посмотрел на меня вскинув бровью. Вот мол и ты голубчик по моему настоянию явился сюда! Взглянул решительно, но тут же спохватился.

— Здравствуй старший лейтенант!

— Привет! — ответил я.

— Слушай не сердись! Ты нужен здесь для общего дела. Я просил командира полка, чтобы он поехал в дивизию и договорился на счет тебя.

— Хотел, чтобы ты был здесь без всякого приказного порядка.

Я посмотрел на него с улыбкой и ухмыльнулся.

— Ты согласен? |Давай по рукам!|

Сидевшие в блиндаже солдаты переглянулись. |Они никогда не видели, чтобы с их комбатом [младшие по званию] разговаривали так на равных.|

— Вот наша лежанка, — показывая на нары, добавил он, — выбирай себе место и устраивайся на ночь.

— Если на счет харчей, то не сомневайся. У меня есть личные запасы.

— Ординарец мой нас всегда накормит.

— А сейчас для встречи нужно выпить пожалуй!

— Ну-ка организуй нам по маленькой! И сала нарезать не забудь!

— Режь, режь! Не жидись! Знаю я вас, снабженцев. Вы народ прижимистый!

— Давай выворачивай, вываливай из мешка!

— У меня к старшему лейтенанту важное дело.

Шустрый солдатик достал сковороду бросил на нее сало и куски конины. Через некоторое время сковородка зашипела, и в воздухе распространился запах жареного мяса.