Ванька-ротный
Шрифт:
— У меня к тебе дело! Организуй систему огня! Чтобы немец сюда не сунулся. Ты мастер на всякие штучки. Говорят ты танки пулеметами держал. Ты в этом деле разбираешься. Артиллеристы темнят. Сделай доброе дело!
— Посмотрим! — сказал я. Нужно сначала все посмотреть, продумать все мелочи. Сразу ответа дать не могу.
— Не можешь и не надо! Давай сначала выпьем.
— На счет артиллеристов я тебе скажу, за батальонный участок обороны они отвечают тоже. Они пушки на передний край не желают ставить. Говорят, что плохой обзор.
— Вы, что нас инспектировать
— Лежи, лежи! Старший лейтенант не только твой угломер и уровень знает, он и буссоль с закрытыми глазами выставить может. Это ты мне можешь втереть на счет обзора очки.
— Сначала посмотрим, потом вернемся к этому разговору. — вмешался я.
— А откуда ты взял что я артиллерийскую буссоль знаю?
— У нас в штабе полка твоя старая анкета на глаза штабным попала.
— Ты ведь в начале войны командиром артиллерийско-пулеметного взвода был.
— Анкету мою изучали?
— Не обижайся! Мы тебя, как специалиста сюда пригласили.
— А ты сразу в позу!
— Что-то твоего зама не видно.
— Сейчас явиться. Пошел в санроту за порошками от поноса. Он у нас здесь с животом мается. Целый день сидит на отхожем месте. Я его не трогаю. Пусть наблюдает.
— Послушай комбат! Что ты тут по телефону внушал командиру роты? Я только что от туда, у него там полный порядок |и покой.|
— Зачем ты его дергаешь?
— Вот именно, что покой! У командира роты должна душа болеть! А он сидит на передовой, считает что все у него в порядке.
— Зря ты его грызешь! Хочешь, чтобы он тебя боялся? На страхе далеко не уйдешь!
Наш разговор оборвался. В блиндаж ввалился батальонный комиссар Грязнов, или как его звали солдаты, — гвардии капитан Грязнов. Гвардии капитан, не здороваясь, молча сел на лавку |с другой стороны стола|, достал пачку папирос "Беломор" и немецкую зажигалку.
Комбат протянул руку к пачке и выгреб из нее пяток папирос. Посмотрел на Грязного и добавил:
— Мои давно кончились! А тебе Грязнев при поносе курить вредно.
Грязнов ничего не ответил. Чиркнул несколько раз зажигалкой, она не загоралась. Он помял папироску и прикурил ее от горевшей гильзы. Грязнов был сосредоточен и молчалив. Он щелкал своей зажигалкой, из под серого кремня вылетал каждый раз горящий сноп искр, а фитиль не загорался.
Он вывернул в зажигалке винтовую пробку, бензин и фитиль были в наличии. Сдвинув брови и что-то соображая, собрал зажигалку, снова щелкнул защелкой, но зажигалка не работала. Блестящая немецкая зажигалка не слушалась нового хозяина.
Солдаты, сидевшие здесь на КП, ходили вокруг по снежным буграм и извлекали из под снега немецкие трупы. Они осматривали у них ранцы и сумки, шарили по карманам. Приносили разные вещицы и штучки, документы, письма, фотографии и открытки. Мы рассматривали их, видели немецких солдат в живом виде.
Солдатам по разному везло. Кто добывал из карманов убитых сигареты, зажигалки и ножички.
Найти в заснеженном поле немецкий труп — дело мудреное. Убитых под снегом лежало много. Они лежали вперемежку с нашими. Сначала при артподготовке побило немцев, а потом, когда на дорогу наши зашли, ударили немцы.
Идет по полю солдат, щупает снег под ногами. Разгребет снег, а там серая шинель — плюнет отойдет в сторону и снова как собака тычет в снег носом. Видит немецкую зеленую — начинает копать.
Самое трудное было оторвать примороженный труп от застылой земли. Иной старатель упирался и вертелся, пыхтел и вытирал пот с лица, старался вовсю, нельзя же пустым, ни с чем в блиндаж вернуться, хоть банку консерв, пачку галет из кармана вывернуть, кусок промерзлого хлеба достать.
Вскоре все убитые немцы были откопаны, они лежали поверх снега. У них из карманов и ранцев было все изъято. Некоторое время по полю никто не ходил. Но вот появились мародеры особой профессии. Они саперными лопатами рубили челюсти в надежде добыть золотые коронки и зубы. У немецких трупов исчезли челюсти с лица. Наши убитые лежали красавчиками с посиневшими целыми лицами. У наших солдат золото во рту не найдешь. Какое там золото, своих зубов не доставало.
Одного из таких мародеров немецкий пулемет поймал на мушку, и он получил двойную порцию свинца на недостающие зубы и коронки. Он остался лежать в снегу в обнимку с обезображенным трупом.
— Его нужно от туда взять и похоронить! — сказал комбат.
— Пусть отвезут в лес и там в могилу зароют!
Я возразил ему на это.
— Пусть лежит здесь! И пусть все видят, чем мародеры кончают!
— Он случайно не для тебя комбат добывал золотишко? Могилку хочешь ему копать!
— Нет! Ну, нет! Что ты!
— Оставь его здесь на снегу! Это будет лучше для тебя и пойдет на пользу батальону!
— Комбат посмотрел на меня и прищурил глаза. Я подмигнул ему и он налету уловил мою мысль и согласился со мной.
— Старший лейтенант говорит дело! Пусть здесь валяется!
Мы стояли около блиндажа и курили Грязновские папиросы. Ординарец комбата и телефонист очищали проход в блиндаж от снега.
Я вернулся в блиндаж. Грязнов по-прежнему сидел за столом и крутил свою зажигалку. Солдатам с передовой не разрешали ни на минуту отлучаться. Собиранием в поле занимались в основном тыловики и дежурные телефонисты. Вот и получил Грязнов из рук кого-то из них блестящую зажигалку и трехцветный немецкий фонарик. Грязнов сидел за столом на широкой лавке и сосредоточенно крутил свою зажигалку. Но вот он взял стоящий на столе фонарик, нажал кнопку — фонарь загорелся. Передвигая рычажком цветные стекла, он изменял цвет огня. Фонарь светился то зеленым, то красным, то синим светом. Фонарь исправно работал, а зажигалка ни разу не зажглась. Он брал по очереди то фонарь, то зажигалку, нажимал на кнопку и громко щелкал защелкой и, что-то соображая, качал головой.