Ванька-ротный
Шрифт:
Командир взвода, как мне сказали в штабе полка, прибыл во взвод тоже недавно. Приехал из тыла с краткосрочных курсов. Боевой опыт в войне считай, отсутствует. Опыт в разведке совсем небольшой.
В беседе со мной командир полка не поставил конкретных задач на разведку. Везде наверно так. Думай сам и сам все решай.
А как нужно — никто не знает! Учить тебя некому! Начальству некогда с этим разбирается. Это не его дело. Передовая это не бумажка, на которой написано донесение. Начальники полагают, что на войне не до учебы. Когда нужно будет взять языка, мне
— А как его брать?
— Это дело братец твое!
Языка не пойдешь и просто так не схватишь. Тут наверно нужно все разложить и рассчитать по минутам и секундам.
Мысли мои перебил скрип повозки, которая съехала в овраг и остановилась у входа землянки. Послышалось частое дыхание лошади, забегали солдаты. Командир взвода и старшина приехали, решил я и пошел им навстречу. Завернув за землянку, я увидел телегу и старшину. Повозочный подбежал к повозке и стая распутывать вожжи. Лошадь тыкалась влажными губами и теребила его рукав. Старшина стоял у телеги спиной ко мне. Он говорил о чем-то солдатам.
Я остановился на полдороги и молча наблюдал за солдатами. Мне было интересно посмотреть на них, и послушать о чем они говорят. По их разговорам можно было понять, что они получили шинели и сапоги но их очень мало и не многие сбросят с себя дырявые шинели и сапоги. Пустяковое дело. Поношенные шинели. А в жизни человека целое событие.
Снятые с мертвых обноски расшевелили солдат. Как немного нужно человеку! |Каждый из них смотрел и прикидывал, что ему достанется из этой кучи вещей. Обычное дело! Сбросить с себя дырявую одежду!|
Кто-то запустил руку в телегу и тащил на себя сапоги. Старшина быстро заметил, поднял палец и не оборачиваясь погрозил.
|Только в работе и в деле раскрывается по настоящему солдат. Наспех, второпях его не узнаешь.
Кто-то подошел сзади и осторожно тронул меня за рукав. Я подумал, что лошадь теребит и просит хлеба. Я обернулся и увидел перед собой не лошадь, а командира взвода. Того самого, Рязанцева Федор Федорыча, с которым мне предстояло вместе воевать. Я и прежде знал, что неудач и потерь в полковых разведках не мало. Успехи редки. Их можно сосчитать по пальцам.|
Я поздоровался с ним и сразу заметил, что он прилично поддавши. Но сделал вид, что ничего не заметил. Про себя решил, что не подам даже вида. Мало ли, что могло случиться у человека. Мало ли, что заставило его выпить. Начинать службу с конфликта не стоит. Возможно это случайное дело. С любым может случиться, если начальство несправедливо поддело его.
Мы отошли к поваленной березе, сели на ее ствол и закурили. Разговор не клеился, мы оба молчали. Я ждал, когда начнет он. А он решил, что я буду задавать вопросы.
— В полку мне сказали, что ты тоже москвич.
— Да! — ответил он.
— Не разговорчив! — подумал я.
Так началась наша совместная служба. Нам было суждено провоевать вместе в разведке около года. Для полкового разведчика это срок не малый, если учесть, что срок пребывания на передовой вообще исчисляется несколькими неделями. Нам москвичам всевышний
Работа за передним краем тяжелая и опасная. Это не в окопе сидеть и чесаться от вшей. Смерть каждый день вырывает людей из нашей небольшой разведгруппы. В полковой разведке вместе со мной, Рязанцевым, старшиной Волошиным, повозочным Валеевым и лошадью по клички "Манька", всего двадцать живых душ.
На следующий день из неторопливого рассказа Федор Федорыча я узнал, что до войны жил он в Москве на улице Рождественка, дом 2. Вход со двора направо.
Теперь этого двухэтажного дома нет. На его месте после войны построено здание Детского Мира.
— Работал я резчиком, — рассказывал он.
Работа грязная. Каменная пыль столбом стоит, в кожу въедается. После работы ни мылом, ни щеткой не отскребешь. В деньгах я особо на нуждался. Выпивал каждый день. На камне всегда имел приработок. Возьмем частный заказ. Вырежем из гранита постамент и надгробье, отполируем — денежки на стол гони. Поди, учти, сколько я плит из глыбы вырезал.
Жена и дочь живут в Москве, там на Рождественке. Но женился я неудачно. Прямо скажу. Попалась мне бабенка настырная, скандальная и горлопанка. Откуда такие бабы берутся? Скандалила без всякой причины. У нее видно болезнь такая. Только и избавился от нее, когда на фронт добровольцем ушел. А по работе у меня была броня от армии. Мы для высшего начальства надгробья делали.
Раньше я с отцом в деревне жил. Семья большая была. Жили бедно, хлеба не хватало. Жил у нас в деревне один мастеровой мужик. Вот и пристроил меня отец к нему ремеслу обучаться. Сначала на побегушках учеником был, потом на резку камня определили меня. Резали камень, мрамор, гранит. Рубили надписи, барельефы и всякое другое. Вскоре мастера нашего забрали и посадили, вроде как с эсерами связан был. Артель наша распалась.
Подался я в Москву. На разных работах там был. Потянуло к камню. Пошел резчиком. В Москве небольшой завод по обработке камня в то время был. Перед самой войной и женился.
В девках я тогда слабо разбирался. Все они казались, мне хороши для семейной жизни. И нарвался я на дуру с луженом горлом.
Сам я не особый любитель спорить и ругаться. Заорет она, а я пойду и напьюсь. К водке я приучен смолоду. Камнетесы без водки работать не могут. Пыль в горло лезет. Глыбы лежат на открытом воздухе. Зимой снег и холод. Осенью дождь. Летом жара. Зимой гранитные глыбы холодом дышат. Летом около них жара, дышать нечем.
Меня к водке вовсе не тянет. Нет ее — мне наплевать! А если есть — наливай! А почему я от нее должен отказываться? Организм здоровый. Каждый стакан в пользу идет!
Рязанцев по своей комплекции был сильным и крепким. Тяжелый физический труд сделал свое дело. Он был небольшого роста. Плечи широкие. Руки мозолистые. Волосы светлые. Глаза голубовато-серые. Лицо дышало здоровьем. На щеках проглядывал румянец. Верхняя губа оттопырена, наливай и подставляй железную кружку. По возрасту, Рязанцев был на несколько лет старше меня.