Ванька-ротный
Шрифт:
Добровольцы из пополнения проходят учебную проверку. Они должны походить до пота, поползать, когда тебе пот застилает глаза, проверить себя на зрение, на слух и на сообразительность. Их берут с собой опытные, они за ними ходят как щенята.
Группа захвата среди разведчиков находится в привилегированном положении. Они не ползают каждую ночь под немецкой проволокой. Они не ищут где можно взять языка. Их не используют на побегушках связными и посыльными. Они не стоят около землянки на постах. Всем этим занимаются солдаты из групп прикрытия и боевого обеспечения. Люди из группы захвата отдыхают до времени. На них, как на профессионалов будет возложена самая ответственная
Она идет не одна. Ее охраняет в нейтральной полосе группа прикрытия. У нее личная охрана, если хотите. После проверки, если у захват-группы сложится мнение, начинается доработка и доводка задачи по захвату пленного.
Взятие языка из передней траншеи в стабильной обороне дело не простое. Любая ошибка, неточность, случайность, оплошность заканчивается гибелью ребят. Из двух, трех проработанных объектов выбирается один. До тонкостей и мельчайших деталей изучаются проходы в проволочном заграждении. В минных полях обезвреживаются мины. Прочерчиваются и наносятся на карту все мертвые пространства, командует поиском командир группы захвата. Ему подчиняются при подготовке и проведении операции все разведчики, участвующие в поиске. Он командир и хозяин над жизнью людей. Он выбирает день и час выхода на задачу. На задачу, это значит на захват языка. Такое бытовало у нас тогда выражение.
Сегодня я вижу, что сержант чем-то недоволен. Он качает головой и просит не торопить его. Ему что-то не нравится и он решает готовить другое место. По лицу его видно, что он решает вопрос жизни и смерти.
|Разведчики понятливы. Я разделяю его сомнения. Я вижу, что он не готов и не собрался с духом. Разговор продолжать не к чему.|
Ворваться в немецкую траншею не мудреное дело. А что дальше? Кругом пулеметы и проволока в четыре кола.
— Чего там мудрить! — слышу я голос командира полка.
Полковое начальство считает, что мы умышленно тянем время. "Доползли до траншеи, спустились в нее, любого немца с перепугу снимай и бери языка! Вот и вся ваша тактика и операция! Смелого пуля боится!"
Если все так просто, то почему мы каждый раз несем потери в людях? Торопить сержанта нельзя. Нажим на него может привести заведомо к срыву. Я сам не раз ходил под немецкую проволоку, лежал там подолгу, слушал и наблюдал, изучал, делал выводы, |но к решению сунуться туда не приходил.|
Когда наступит подходящий момент и решающий час, сержант сам скажет:
— Завтра идем! А это значит, что к ночи должно быть все готово.
Командир взвода Рязанцев соберет людей, проверит амуницию, снаряжение и оружие, наличие боеприпасов, перевязочных средств, пригодность маскхалатов и уточнит задачу каждого разведчика по этапам, по времени. Перед выходом на боевую задачу нужно еще раз проработать систему сигналов и связи в бою.
Командир взвода учтет кто болен, у кого куриная слепота, кашель, простуда, расстройство желудка. У кого из ребят все тело покрылось зудом, дрожат руки и подгибаются колени. Командир взвода знает кого из разведчиков заменить. Перед выходом на задачу, когда ее накануне объявляют у людей проявляются разные внешние проявления, |признаков страха.| Сегодня они у этого парня есть, а в другой раз он чувствует
Группа захвата хочет перед выходом попариться в бане. Мало ли какие причуды бывают перед смертью у людей!
Немецкая траншея, это не учебный полигон, не тренировочный окоп, куда можно позевывая небрежно спрыгнуть. Когда берут языка, время идет на счет по секундам. Из немецкой траншеи можно и не вернуться. Небольшая мелочь. Повернул голову не в ту сторону, не увидел вовремя немца, получил порцию свинца в живот и будь здоров.
Скрывать нечего. Перед выходом на боевую задачу многих бьет озноб. |и от страха перед смертью появляются разные болезни.|
Иной солдат, как не старайся, не может справится с собой. С этим приходится считаться.
Легко рассуждать когда сидишь в полковом блиндаже упершись локтями в карту и подперев челюсть ладонями. Полковой блиндаж километра три от передовой, а блиндаж дивизии еще дальше.
Другой раз солдат сам просится в поиск, а сегодня у него душа болит без всяких причин.
Перед выходом в ночь нужно заставить всех ребят написать домой письма. До возвращения солдата письмо будет лежать у старшины. Вернешься с задачи, хочешь отправляй, хочешь рви. Это твое дело. Но последнее письмо должно быть написано и точка.
В ночном поиске всего не учтешь. Все как выйдет! Многое неизвестно! Где-то недосмотрели, ушами прохлопали, что-то недодумали и просчитались.
Не просто научить и подготовить разведчика, |из сырого материала, из новобранца.| С рассвета мы ложимся спать, |днем к обеду просыпаемся,| а с наступлением темноты вновь уходим на учебу.
Проснешься днем, выйдешь из шалаша, оглядишься крутом, а интенданты в лесу все строятся. Копают солдаты стрелки. Подойдет к ним интендант, покашляет в кулак и видя молчаливую неприязнь солдат, отойдет в сторону и плюнет со злостью. Лучше отойти вовремя, а то кто и сзади лопату земли кинет на голову. И на него цикнуть нельзя. На окопника голос не повысишь. Бросят работу и уйдут спать в кусты. Иди жалуйся! На свою невоздержанность.
Свои тыловые те стараются, лезут из дресен. А эти откровенно, не скрывая тянут время. А чего тянуть? Налетит авиация, от вороха мешков с продуктами останется одна пыль. Склад нужно надежно и поглубже зарыть в землю, чтобы ни одна бомба не взяла.
Окопный солдат работает лениво. А интенданту блиндажи нужны поскорей. В ямы опускают срубы из толстых бревен. Перекрытие над головой в четыре наката кладут. Сверху с полметра земли насыпят, свежим дерном выкладывают. |Но делают они все это чужими руками.|
В сосновом лесу, где рассредоточен полк, деревья валить запрещается. Деревья валят где-то в другом месте, бревна возят на повозках со снятым возком. Если внимательно присмотреться, то можно заметить где рядом в лесах появились свежие вырубки. Где на дорогах пролегли свежие борозды, по которым возят заготовленные бревна.
Иногда над лесом появлялся немецкий самолет. Полетает он, пострекочит, но не бомбит, не стреляет из пулемета. Сделает сотню снимков и улетит.
Пройдет дня два, три. О самолете все забыли. Никто не придал его полетам значения. Но вот с неба грянул гром. Немецкие пикировщики уже заходят над лесом. Пройдутся они разок, другой, подденут интендантские мешки со ржаной мукой, которой заправляют солдатскую похлебку. И в лесу начнется веселая жизнь.