Ванька-ротный

Шумилин Александр Ильич

Мы поднимаемся вверх по расщелине. Под ногами сползает песок. Сейчас главное не скинуть ногой камень. На краю обрыва опять остановка.

Мы с Рязанцевым подаемся вперед, выглядываем из-за края, смотрим что там. Разведчики тут же рядом.

Я прислушиваюсь к дыханию разведчиков. Случайный хрип, чех и кашель, задетый ногой и сброшенный вниз камень, сломанный сучек — обойдется нам дорого! За каждую случайность нам приходиться расплачиваться кровью и жизнью.

Командир полка! Тот своих солдат стрелков не считает. Ему их дают сотнями каждый день. А из новобранца разведчика сразу не сделаешь. Командир на разведчиков

смотрит как на солдат пехоты. У него одно желание, куда бы их в оборону посадить или в наступление пихнуть вместе с пехотой. Ему успех нужно развить в наступлении. А приказ штаба армии запрещает использовать разведчиков, как солдат стрелковой роты.

Наше дело ночной поиск. Днем мы не вояжи. Мы полуночники. При дневном свете мы обычно спим.

Мы поднимаемся вверх по обрыву. Вот проселочная дорога. Кругом темно. Я на ощупь проверяю ее рукой. Группа захвата выходит вперед и располагается у дороги. Мы отходим в сторону и ложимся под кустом. Когда возьмут языка, первой к обрыву отойдет группа захвата. За ней последуем мы. Последней будет отходить группа прикрытия. Таков план расстановки людей в ночном поиске.

Если немцы обнаружат нас и откроют стрельбу, огонь на себя возьмет группа прикрытия. Остальные в это время отходят в овраг. Убитых и раненых мы не оставляем. Ни один человек не должен быть брошен в расположении противника. Таков неписаный закон войны у разведчиков.

Я лежу под кустом и думаю. После нашей артподготовки немцы не успели опомниться. Они разбиты, подавлены и перед нами мелкие группы. Возможно, им приказано продержаться здесь до утра, а потом отойти.

Если мы не возьмем сейчас на дороге языка, то они к утру отойдут на новый рубеж и нам придется начинать все заново на новом месте.

Время летит быстро!

Пока у немцев не прошел первый испуг и страх, нам нужно действовать настойчиво и решительно.

Рязанцев сидит рядом на корточках и внимательно смотрит по сторонам. Разведчики чуть дальше, привалившись на локоть, лежат у дороги.

Вот на дороге показались неясные тени. Я делаю знак рукой. Рязанцев беззвучно встает. На дороге показались два немца. Разведчики захват группы тут же метнулись к ним. Короткая возня, захват группа торопливо подалась к краю оврага. Дело сделано! Ни звука, ни шороха в ночной тишине!

Разведчики потом рассказали. Немцы шли по дороге со стороны из кустов. Возможно, там была едва заметная тропинка.

— Мы ее не заметили! Их было двое! Один шел и опирался на плечо другому! Шли медленно. Один видно был ранен. Слышно было, как он тяжело дышал.

— Откуда они взялись?

— Понятия не имеем!

— Командир группы захвата ткнул нас рукой. Будем, мол, брать фрицев. Будьте внимательны! Все замерли и приготовились к броску. Немцы подошли к нам близко, почти вплотную, ничего не подозревая. Мне показалось, что один смотрит мне в глаза, но не видит меня. Ну, думаю, сейчас заорет! Бросится бежать! Но все это мне показалось. Мы заткнули им сразу рты. Они пикнуть не успели. Подняли руки и вместе с нами подались к краю обрыва. Один дошел ничего. А другой засопел и замычал носом. Видно рана болела. А может, дышать через нос было тяжело. Я вынул у него тряпку изо рта и ткнул автоматом. Он сразу все понял и не издал больше ни звука. Мы, не останавливаясь, ушли сразу вперед.

В общем тот, что ниже ростом и толстенький —

видать санитар. А второй солдат стрелок имеет ранение в живот. Спускаясь по скату оврага, он еще был на ногах. А по воде ребята несли его на руках всю дорогу.

— Вот и всё, товарищ гвардии капитан.

— Дело без шума сделано! Только куда раненого будем девать? Он видно не протянет до утра. Мы его растрясли и сильно помяли. Осколок в животе. Может еще и до утра не дотянет.

— Ну почему до утра? Наши славяне с пробитыми животами по неделе лежат в медсанбате.

— То наши! Наши живучи! А это изнеженный и дохлый народ! Сплошная цивилизация! Наших с фурункулами на заднице больными не считают. А немец от прыщика концы отдает!

Когда мы вернулись в овраг, где в обороне сидела наша пехота, я обратил внимание, что солдаты стрелки лежат вповалку и спят. Развалились кто, где на земле и спят себе, как на сеновале.

Штаб полка был в курсе дела, что я ушел с разведчиками в ночной поиск. Сам я перед выходом не успел доложиться, провод был перебит.

В овражке я оставил двух разведчиков, чтобы они понаблюдали за немцем. А вся группа, которая была в ночной работе, вместе со мной отправились на отдых в тыл.

Пока мы ночью лазали за немцами, старшина позаботился, нашел для разведчиков подходящую землянку, выставил часовых и приготовил для нас харчи.

Некоторое время мы шли поверху, а потом спустились в глубокий овраг. По оврагу мы вышли к себе в тыл. Связной, которого прислал за нами старшина, свернул в сторону и показал нам рукой в темноту. В глубоком овраге было сумрачно и сыро. Наконец тропа шаг за шагом начинает подниматься к верху. Овраг остался сзади, мы перешли через канаву и впереди открытое поле. Где-то метрах в ста от края оврага едва заметная землянка выглядывает из-под земли.

Я осматриваюсь кругом. Ровное поле, и ни каких славян в округе.

— Молодец старшина! — я вслух оценил его выбор. |С головой наш кормилец!| Если завтра начнется бомбежка, здесь на пустом безлюдном открытом поле ни одна немецкая бомба не упадет. Немцам сверху видно, где пусто, а где густо! Они нанесут удар по оврагу и по закрытым растительностью местам. Где-где! А там будут прятаться славяне! А здесь, на открытом поле днем ни одной живой души!

Немца раненого в живот мы оставили в овражке, где сидит наша пехота. А этого, вроде санитара привели с собой. Мы подталкиваем его вперед, спускаемся по ступенькам в землянку. Я протискиваюсь в узкий и тесный проход, здороваюсь со старшиной, снимаю с себя маскхалат и кидаю его на руки своему ординарцу. Делаю глоток воды, отказываюсь от еды, выбираю место в углу на нарах, забираюсь туда и под негромкие голоса разведчиков, дребезг котелков, басистый голос старшины, свернувшись калачиком, я быстро засыпаю.

— Товарищ гвардии капитан! — слышу я знакомый голос ординарца.

— Вас вызывают! Посыльные со штаба полка пришли! Ординарец трясет меня за плечо. Я открываю глаза. Мысленно хочу подняться. А двигать руками и ногами нет охоты.

Землянка тускло освещена. Где-то в углу на столе стоит и горит картонная немецкая чашечка, наполненная стеарином. В середине ее торчит короткий и узкий лепесток. Это фитиль. Он тоже сделан из картона.

В углу перед коптилкой сидят двое дневальных. Тени от их фигур шатаются на стене.