Ванька-ротный
Шрифт:
Над головой не высоко посвистывают пули. Небо становится светлее, немцы постепенно усиливают пулеметный огонь. Вот и редкие снаряды запорхали над землей. Тупым ударом они вскидывают землю и с надрывом раскатисто рвутся то там, то здесь. Пока по характеру стрельбы можно сделать заключение, что у немцев ничего не изменилось.
От того места, где мы сидим, вперед уходит широкий овраг. Сначала он мелкий, а потом становиться все глубже. Он пересекает позиции немцев. В конце его склоны превращаются в кручи и обрывы. По дну оврага бежит, петляя не глубокий ручей. Его можно перейти, глубина по колено.
Один стрелковый батальон продвигался слева по краю оврага, другой закрепился справа в небольшой поперечной балке. Овраг для батальонов линия раздела.
Если пройти весь овраг, то в конце слева над крутым выступом находится отмеченная на карте церковным крестом высота. Она прилегает к самому краю оврага. На ней окопались немцы. Они простреливают пулеметным огнем всю долину оврага и подступы к нему.
Наша полковая артиллерия с лошадьми и упряжками, передками и лафетами спустилась в овраг, и по дну его решила двигаться вперед.
Зачем они туда полезли? Побоялись пулеметного обстрела? Всё это случилось ночью, в темноте. Они нащупали твердую дорогу и покатили по ней. По открытой местности они не пошли. Немец держал под пулеметным огнем подступы слева к высоте Крестовой.
А когда рассвело, в небе со стороны Духовщины послышался гул самолетов. В сторону оврага низко змейкой шли немецкие пикировщики Ю-87.
Четко обозначенные края оврага сразу исчезли в шквале огня, летящей земли и дыма. Пикировщики один за другим камнем срывались вниз и бросали бомбы. После каждого броска они, завывая включенной сиреной, взмывали вверх для очередного захода.
За пикировщиками вторым этажом расположились бомбовозы. Они завывали уже на подходе к оврагу. Пикировщики отбомбились, построились и ушли. Бомбардировщики принимаются за свое дело.
На земле мелькают бегущие люди. Все кто оказался на дне оврага, лезут наверх в расщелины и поперечные балки, бросив лошадей, раненых солдат. Никому, под вой и грохот бомб, дела нет до других.
И вот от фюзеляжей самолетов отрываются черные бомбы. Они стремительно, набирая скорость, несутся к земле. Как только сверху посыпались бомбы, на земле мгновенно все спряталось, укрылось и затаилось в ожидании смерти.
Мы с Рязанцевым стояли в проходе землянки смотрели то вверх, то вниз. Старались угадать, куда ударят бомбы. А снизу, когда смотришь на них, кажется, что они летят на тебя и только в последнюю секунду их как бы отворачивает и относит в сторону невидимая рука. Видно, как они промелькнули за край крутого обрыва.
В овраге твориться что-то невероятное. Кажется, что все живое и мертвое перемешалось с землей и полетело в разные стороны. С лошадьми и упряжками на крутые берега оврага не вспорхнешь и прыжками не выскочишь. Я видел, как из оврага стали выпрыгивать люди. Они разбежались по полю и ложились на живот кто, где мог.
Вой и грохот стояли над землей. Телефонная связь с батальонами и ротами оборвалась.
Смотрю
Тяжело дыша, они припадают к земле и ложатся на животы у самого входа. От такого грохота и лязга головой воткнешься в землю, хотя мы стоим во весь рост и смотрим на них.
Глотая слова, один из них обращается ко мне.
— Командир полка приказал вам немедленно бежать в батальон!
— Связь с батальоном прервана! Немцы могут в любую минуту перейти в контратаку! Вот вам записка! Мы возвращаемся немедля назад!
КП батальона на самом краю оврага. Вход в землянку расположен со стороны обрыва. На дне оврага мечутся люди, на дыбы встают лошади, рвут постромки и уздечки. От взрывов шарахаются обезумевшие солдаты, брошенные раненые кричат о помощи. От мощных взрывов батальонную землянку бросает и кидает вместе с бревнами из стороны в сторону. Сверху летят обрубки деревьев, куски земли и части каких-то предметов. Рассмотреть детально все, что делается там, на дне оврага не возможно. В воздухе кверху встали брызги воды, тучи песка. И все это снова и снова взметается и с новой силой взлетает высоко вверх, потом ухает, раздается в стороны и обваливается вниз.
Через некоторое время бомбежка утихает. Немцы считают, что с нами покончено, раз и навсегда. Мы напряжённо вслушиваемся, не гудят ли на подходе немецкие танки. Появись они над оврагом, пехоту не удержишь на рубежах. Каково же было наше удивление, к полудню, часа через три после окончания бомбежки, мы обнаружили, что среди наших солдат всего с десяток раненых и двое убитых. Погибли три лошади оставленные в артиллерийских упряжках. В овраге стояли не задетые, ни одним осколком дрожащие всем телом около десятка половых лошадей.
Но случилось другое.
От грохота и воя, от криков людей и ржания лошадей, от воплей раненых, наше доблестное войско фигурально сказать наложило в штаны. Пехота, сидевшая в отрогах и извилинах боковых балок, под бомбежку не попала. Бежать назад под грохот и рев бомб было бессмысленно. Какой дурак побежит?
Повозочные и артиллеристы бегали по дну оврага, вытаскивали на дорогу свои телеги, передки и орудия. Пока они приводили себя в порядок, день подошел к концу.
Удивительно, как быстро летит время на войне. Вторые сутки бессмысленно топчемся и торчим около оврага.
Бомбежка авиации ещё на сутки задержала нас. |Им нужно было выиграть время.| На высотах за Царевичем окапывались немцы. |Бомбежка и суматоха, во время неё, перепутали все карты у наших стратегов. Как они не пыжились и не силились.| К вечеру пришлось отдать приказ о переходе к временной обороне.
Я должен был сидеть на командном пункте батальона до особого распоряжения командира полка.
Землянка у комбата была жиденькая, маленькая и тесная. Землянку рыли наспех. Бревна во время бомбежки прыгали на потолке. Сыпалась земля, дышать было нечем. Комбат со своим замом сидели накрывшись палаткой в углу. Комбат вероятно думал, что я уполномочен выставить их от сюда и приказать бежать на передовую.