Ванька-ротный
Шрифт:
|Кузьма| Ординарец стоит на фоне тёмных кустов, медленно поворачивает голову и смотрит на меня. Я трогаю его за плечо |рукой|, даю понять, что нужно идти и мы, не спеша, медленно поднимаемся в гору. Спешить теперь некуда. Нудно и долго тянется |подъем| время. До нашей траншеи осталось с десяток шагов. Солдат нас не окликает. Он ждет нашего возвращения и знает, что мы вот-вот вернемся в траншею.
Мы выросли над его ячейкой, он чуть посторонился, прижался к стенке окопа, мы молча спрыгнули и тут же присели. Я достал сигареты |, угостил солдата, протянул
Только теперь шагая по узкому проходу траншеи, я почувствовал, что устал и что мне нет никакой охоты ни о чем не думать.
Когда мы ввалились в землянку, немец сидел на нарах, около него хлопотали санитары и стоял лейтенант.
Увидев нас, немец заулыбался. А когда я спросил его:
— Ви гейтес инен? [184]
Он совсем просиял и быстро что-то залопотал по-немецки.
— Лянгзам! Нихт зо шнель! [185] — сказал я ему.
184
Как дела?
185
Медленно! Не так быстро!
— Заген зи битте кляр! Их ферсштее них аллес! [186]
Разговорную и свободную немецкую речь я понимал с трудом, если не знал о чем собственно идёт речь. Запас немецких слов у меня был не велик. В основном я знал слова военного разговорника. А по привычке со школы с пленным я разговаривал, почему-то на Вы. Так у меня легче лепились вопросы, ответы и отдельные фразы. Немец вероятно думал, что я с ним подчеркнуто вежлив. Но ведь это смешно. Офицер всегда разговаривает с солдатом на Ты.
186
Говорите пожалуйста четко! Я не всё понимаю!
Я велел |Кузьме| ординарцу достать из мешка флягу. Во фляжке на всякий случай хранилось немного спиртного. |Кузьма| Он отвернул колпачок и приготовил железную кружку. Железные кружки в наше время, это не те, что эмалированные сейчас. У нас были настоящие железные кружки, ржавые по бокам и на дне. Только ободок блестел с одной стороны. Его постоянно обшаркивали губами.
Отвернув резьбовую пробку, |Кузьма| ординарец лизнул край узкого |горла| горлышка фляжки. Может, капля осталась где |висит|. Не должно пропасть ни капли этой драгоценной влаги.
— Наливай! — сказал я.
Ординарец вопросительно посмотрел на меня. Собственно кому и сколько наливать?
— Грамм пятьдесят, не больше!
Ординарец медленно наклонил фляжку и тоненькая струя полилась на дно кружки. Он пальцем отметил снаружи налитый уровень и протянул мне кружку.
— Разведи водой! — сказал я коротко.
Лейтенант подал котелок с холодной водой, ординарец долил в кружку воды, показал мне пальцем новый уровень и протянул кружку. Он держал в зубах резьбовую пробку и, не моргая, смотрел на меня. Он наверно думал, что содержимое выпью я сам. Что следующая очередь за ним за ординарцем, как только я опрокину и передам ему пустую кружку.
Я взял у него из рук кружку с разбавленным спиртом и передал ее
— Дай ему закусить!
Ординарец был поражен. У него отвалилась челюсть и отвисла нижняя губа.
Я пояснил немцу, что в кружке шнапс, что ему нужно выпить, чтобы стало легче, и прибавились силы.
Немец взглянул во внутрь кружки, подергал плечами и посмотрел на меня.
— Дум воль! [187] — сказал я.
187
На здоровье!
Взвесив рукой, содержимое в кружке, немец покачал головой:
— Цу Филь! [188] — сказал он.
— Ничего! Давай! — сказал я по-русски, — Давай! Давай! Пей побыстрей и освобождай посуду!
— Дафай! Дафай? — переспросил он и поднес край кружки к губам.
— Давай! Шнель! [189] — сказал я ему.
Пленный стал пить чисто по-немецки, маленькими глотками, как воробей каждый раз запрокидывая голову.
Все, кто находились в землянке, следили за ним. Они были поражены, его умению пить водку вот так.
188
Очень много!
189
Давай! Быстро!
— Я бы не смог вот так маленькими глотками тянуть через край! — сказал санитар.
— Нашему брату давай все сразу, в один глоток! — сказал второй и громко сплюнул на землю. Лейтенант не выдержал и тронул меня за рукав.
— Это так у немцев пить принято? Или немец такой попался?
— Они пьют помалу и цельный вечер. А мы пьем, как следует и за один раз! — пояснил я.
— Теперь надеюсь всем ясно!
Сделав последний глоток, немец оторвал кружку, раскрыл рот и замахал в него рукой.
— Руссише шнапс! — сказал он, делая глубокий вздох, — Зер штарк! [190]
— Кузьма! Ты отрезал ему закусить? Он же подлец голоден!
Я взглянул на ординарца, стоявшего с пробкой во рту, улыбнулся, покачал головой и добавил:
— Заткни ты её наконец! Нам с тобой спиртное все равно сейчас не положено!
— Товарищ гвардии капитан! Сало на немца тратить? У меня осталось всего две порции. Вам и мне!
— Давай, доставай! Вот и отдай мою! Свою, можешь оставить! — сказал я и рассмеялся.
190
Очень крепкий!
— Он стоит того, чтобы нам сала не жалеть! Мы с тобой выпивать и закусывать будем опосля, когда к старшине в землянку придем. А сейчас, реж сало и хлеб! Ну и жмот ты у меня!
Ординарец больше не сопротивлялся. Он отрезал ломоть черного хлеба, положил тоненький кусочек розового сала и, ухмыляясь, протянул немцу.
— Битте ессен! [191] — пояснил ординарец, показав всем присутствующим своё знание немецкого языка.
Я потрепал его по плечу.
— Не унывай на счет сала. Мы с тобой большое дело сделали!
191
Пожалуйста ешьте!