Ванька-ротный
Шрифт:
На складе кругом валяются разбитые ящики. Тут же на земле стоит железная печка с трубой и вмазанным котлом. Немцы здесь грели воду, разогревали консервы, варили еду и сидели за длинным обеденным столом. Поодаль — яма и целая набросанная куча пустых консервных банок.
Посланные разведчики быстро перебрали все ящики и вместе с банками и бутылками приволокли их в ельник. В ельник ни один офицер или солдат не сунется. Здесь разведчики стоят. Так что закусь и выпивка у нас опять появились.
Я накладываю на добытое запрет, приказываю послать за старшиной
— Мимо вашего рта ничего не пройдет. Все получите сполна, как только встанете на отдых.
— Вы, трое, всё заберете, отнесете, сдадите старшине и немедленно назад. Через три часа вы с этим заданием должны управиться. Я лёг спать, проспал три часа, меня разбудили, я встал на ноги и отправился к Рязанцеву.
— Ну, как тут у вас? — спросил я его.
— Тихо пока! Рязанцев лежал под елью метрах в десяти от дороги. Трое разведчиков расположились впереди. Только я опустился около Рязанцева, как один из них метнулся в нашу сторону и шепотом доложил:
— Кто-то по дороге сюда идет.
Мы поднялись с Рязанцевым и шагнули вперед к дороге. По дороге в темноте лесного прогалка в нашу сторону двигалась одинокая фигура человека. Темный силуэт шел в нашу сторону спокойно, уверенно и совсем не пригибаясь.
Впереди у дороги лежат двое наших ребят. Немец пройдет еще метров десять, и его сейчас возьмут. Вот он вышел на поворот, и сзади него выросли две неслышные фигуры. Один из ребят приближается к немцу и трогает его за плечо. Другой берет его за руку, и все трое приседают в кустах. На дороге нет никого. Через некоторое время к нам приближается третий из наших.
— Есть один! — докладывает он тихо.
— Куда его?
— Веди туда, в ельник!
— А мы, Федя, вернемся сюда. Поставь на дорогу другую пару, пусть посидят у дороги до утра. Может, еще один придет.
На разведчиках летние маскхалаты. Сразу и не поймешь, русские мы или немцы. Если надеть нам немецкие каски, то мы молча точно за немцев сойдем.
Немца приводят в ельник. Я предлагаю ему сесть на ящик.
— Садитесь!
— Вы курите? — спрашиваю я.
Немец достает сигареты, я беру из его рук пачку, закуриваю сигарету, кладу пачку себе в карман и говорю ему: Данке шон! Он смотрит на меня невинными глазами, удивлен, что исчезла пачка. На лице у него знак вопроса: кто я? На мне маскхалат и до самых глаз опущен капюшон. Ночью в лесу попробуй, разбери, кто мы такие.
Во всяком случае, мне кажется, что он не принимает нас за русских. Ребята взяли его тихо, беззвучно и молча. Такая у них привычка. Немец он смотрит на меня, как будто мы ангелы смерти. Я достал одну сигарету, дал ее немцу, щелкнул зажигалкой и протянул руку, чтобы ему прикурить. Он прикуривает и смотрит вопросительно мне в глаза.
Ребята видят мою игру, улыбаются и молчат, как будто набрали в рот воды. Им интересно, что будет дальше. Мы сидим, курим, и в это время возвращается Рязанцев и Серафим Сенько. Ребята ему шепчут что-то на ухо. Рязанцев прыснул со смеху.
— Ты мне своим фырканьем всю игру испортил. Вечно что-нибудь
— Слышь, капитан! Как ты эту милашку раскусил?
— Это не я. Это мне рядовой Данилов идею подсказал.
— Вот это дела! Немец сам к нам пожаловал! Ребята говорят, ты здесь консервы и шнапс обнаружил? По полбутылки нужно бы на брата! А то в горле всё пересохло. С позавчерашнего дня во рту росинки не было. Болотную воду пить — сам понимаешь!
— Бутылку на троих я оставил для всех. По банке консервов — на двоих. Остальное отправил к старшине на сохранение.
— Слушай, и жадный ты стал, гвардии капитан! От двухсот пятидесяти ни внутри, ни в одном глазу ничего не будет! Я обернулся к Рязанцеву:
— Ты вот что, давай. Пошли двух ребят, пусть волокут немца в полк и в дивизию. Его допросить срочно нужно. Может ценные данные даст. Я его допрашивать не буду. Я вторые сутки как следует не спал. Мне нужно выспаться. Завтра горячие дела будут. Ребят из засад и из избы сними. Поставь парный пост часовых на опушке леса. Дверь колом через ручку снаружи закрыть. Если сунутся через дверь — дайте очередь из автомата по крыше. Пусть бабенки, старики и старухи сидят тихо внутри. Остальным всем отдыхать до утра. На рассвете меня разбудите.
Перед самым рассветом на перекрестке дорог появились наши стрелки, и прикатила батарея пушек калибра 76 мм. Когда рассвело, я снял своих разведчиков, поднял спящих ребят и отправился искать штаб полка. Я хотел получить для разведки разрешение на отдых.
Начальник штаба, как мне сказали, находился в том самом блиндаже у брошенного дальнобойного орудия. Мы пошли вдоль опушки леса.
Блиндаж, как я посмотрел, был большой и крепкий. Накаты из толстых бревен, каждое в обхват. Вот почему майор со своими штабными перешел шоссе и занял это блиндаж. Здесь можно было сидеть и не бояться любого обстрела. Командир полка со своим окружением остался по ту сторону шоссе.
При подходе к блиндажу мы сразу попали под минометный обстрел немцев. Миномет бил веером одиночными. Мины рвались с небольшим интервалом вокруг блиндажа. Немец как бы загонял всех в блиндаж.
Когда мы подошли к узкому проходу, уходящему под накаты, я увидел, что не только в блиндаже, но и в проходе набилось полно всякого народа. Рядом проходил неглубокий извилистый и узкий овраг.
Я посмотрел в проход, там, тесня друг друга, жались под дверь связные стрелковых рот, телефонисты и полковые артиллеристы. Ни мне, ни моим ребятам не было свободного места даже в проходе.
Я подал разведчикам команду рассредоточиться вдоль оврага. А мины, завывая, шарахались почти рядом. От каждого такого взрыва мурашки бегут по спине. Хрякнет одна такая под ноги и, считай, твоя песенка спета. Осколки веером с визгом летят то справа, то слева. Все это действует на нервы, и уйти из-под обстрела нельзя. Никому не охота получить прямое попадание мины.
Я шагнул в проход и попытался протиснуться в блиндаж. Оттолкнул двух солдат, а на третьего закричал, потому что он, как клещ, вцепился в переднего.