Ванька-ротный

Шумилин Александр Ильич

Чувствуя близость противника солдат идет обычно опасливо, часто оглядывается, при случайном выстреле вздрагивает и приседает, передвигается вперед, переступает осторожно и как правило сутулиться. Такую опасливую фигуру сразу видно издалека. Разведчик там внизу должен идти уверенно, спокойно, как у себя дома.

Вот, собственно, |какой план| и все, что торчит у меня в голове. Теперь посмотрим, как все это можно осуществить во время ночного поиска. Для того, чтобы хорошо знать оборону противника, нужно послать вниз с обрыва несколько мелких пассивных поисковых групп. Их можно направить по разным маршрутам. И чем они будут мельче, тем подойти к немцам им будет легче. Всем известно давно, что тихо пройти в тыл к немцам легче, чем с передовой из-под проволоки и из-под носа

у пулеметчиков брать языка. В первом случае разведке нужно лишь пройти передний край немцев и углубиться в тыл. Из десяти идущих к немцам в тыл как правило все десять возвращаются. Заранее готовятся несколько проходов. Выбирается один проход, когда идешь туда. При возвращении обратно пользуешься другим. Это в целях предосторожности, на случай засады. А взять второй случай, когда нужно взять языка из передней траншеи немцев Из десяти не всегда остаются живыми двое, трое. В тыл к противнику ребята охотно идут. А за языком идти в переднюю траншею иногда отказываются |по разным причинам идти|. Вот простая арифметика при выходе в ночной поиск. При выходе на захват языка у многих ребят появляются болезни. У одного появляется куриная слепота. У другого за два часа до выхода вдруг случается расстройство желудка, он часто начинает бегать и все проходит вполне натурально. У третьего начинается нервное дерганье лица. У четвертого судороги ног. У этого кашель взахлеб и он покрывается потом. Но стоит кому из них сказать, что ты сегодня остаешься и не пойдешь, иди отдохни, пойдешь в другой раз с той группой, как |у него| недомогание тут же проходит. Все натурально! Не то, чтобы он притворялся, на нервной почве это все. Лейтенант Рязанцев перед строем стоит, у него язык заплетается, как будто он конфетку сосет.

— У тебя что во рту? — спрашиваю я его.

— У меня ничего! Тебе показалось!

Может и показалось, но вижу что он не в себе. На верную смерть должен идти, вот и заикается. В это время из строя выходит высокого роста солдат и объявляет при всех:

— Я сегодня идти не могу! Ничего не получиться! У меня в душе что-то оборвалось!

Нет бы подойти одному и сказать без лишних свидетелей. А он взял и ляпнул при всех. Что я ему должен перед всем строем ответить? А что, собственно, лучше? — думаю я. Вот так при всех честно заявить, или скрыть, затаиться и потом увильнуть во время операции.

За ним вышел из строя еще один. Молчит, весь напрягся, покраснел, хочет что-то сказать, а выдавить слова не может. Вот вам и групповой отказ! Считай, что выход на задачу сегодня сорван. А мне как быть? Как перед начальством держать доклад? Как я оправдываться буду?

— Что, что? — скажет мне командир полка, — Ты у меня смотри! Опять у тебя дрожь в коленках? Иди и приказ выполняй!

Я, конечно, могу принудительно послать на поиск ребят. Есть у нас группа старых, испытанных разведчиков. Но я их берегу для подходящего случая, когда есть верный шанс взять языка и без потерь вернуться обратно, когда нужно применить тонкое умение и собачий нюх, так сказать. Они тоже видят, что сегодня будут большие потери. Очертя голову в исступлении на рожон никто из них не полезет. Нет никаких гарантий живым вернуться назад. Они понимают, что от меня это формально требуют. Написали приказ по разведке и к 7-ми 00 другого дня о результатах разведки доложить.

Часто такие приказные выходы заканчиваются обнаружением немцами наших групп. Начинается такая бешеная трескотня. Артиллерия немцев начинает бить из всех батарей по ближним и дальним позициям, наворочает столько, не опомнишься потом дня два. Тот же командир полка потребует от меня выяснить может немцы в наступление на нашем участке перешли.

— Немцы сидят на месте! — докладываю я. Полковая разведка попала под огонь! |Наверно| Есть большие потери! |Немецкий отчаянный грохот меняет мнение у командира полка| Может завтра новую группу послать? — спрашиваю я.

— Ну тебя с твоей разведкой к чертовой матери! Тут чуть блиндаж не разнесло и не выбило мозги!

Бывает и так, когда разведчики вообще не хотят говорить всей правды. Группа вместо ночного поиска ложиться где-нибудь на подходе к немцам в снег. Ляжет так, чтобы пули не достали.

Потом кто-нибудь кашлянет или |пернет| сделает выстрел, ну и пошла стрельба с немецкой стороны. А бывает и так: лягут в нейтральной полосе, где в низинке. Проходит день, два, а группа не возвращается назад. Думай что хочешь. Вместо ночного поиска они двое суток в кустах, на снегу пролежали. Начальству докладывают, что группа не вернулась. Начальство думает, что она погибла. А они с пустыми руками на третьи сутки возвращаются назад. Говорят, лежали под огнем. Пойди их проверь. Кто из начальства полезет по их следам под немецкую проволоку. А стрельба на передовой все время стоит. Может и правда пулеметным огнем к земле их немцы прижали. Я однажды двое суток на спине лежал. Бьет под кромку снега шевельнуться не дает. Не то, чтобы на бок повернуться.

Чудесные ребятки |собираются и| служат в полковых разведках. У них богатая фантазия и исключительно тонкое на немцев чутье. Из них никого глоткой и руганью, и медалью не прошибешь. К ним нужно иметь душевный подход |проявлять| отеческую заботу и справедливость во всех делах. А если дело пойдет на крик, на обман и лицемерие, — считай, что в разведке плохие будут дела.

— Сергей! Сходи в баню! Пригласи Сенченкова! Скажи, чтоб пришел! Посоветоваться надо!

— Я товарищ гвардии капитан отселева крикну!

— Нет Сергей! Ты дорогой сам туда сходи! Пригласи с уважением, чтоб другие видели! Сходи! Сходи! Не ленись! Ты брат парень шустрый на ходу и не ленивый!

Я остался один, почесал затылок и опять задумался. Начальство в приказе требует, чтобы разведка пошла под обрыв. И я и ребята знают, что от туда живым не вернешься.

Вон в роте дивизионной разведки, именуемой 3 ОГРР (3-я отдельная гвардейская разведрота) по приказу штаба дивизии в ночь на 30.12.43 г. выслать в тыл противника, радиофицированную разведгруппу с задачей вскрыть глубину обороны противника, характер его оборонительных сооружений восточнее и юго-восточнее Витебска, наличия и места расположения резервов противника, захвата контрольных пленных, с выходом с ними в район своих частей. Что получилось?

Группа, имея радию, вышла, как указано в приказе в ночь на 30-ое, как положено. Но не доходя до передовой группа повернула обратно, отошла в свой тыл километров на пятнадцать, расположилась в лесу и стала передавать данные о противнике. В назначенный срок, через пять дней группа вернулась в расположение дивизии. Некоторых представили к медалям, а одного парня взяли и обошли. Он по пьянке возьми да и скажи. Скандал был невероятный. Командира роты сняли с занимаемой должности, перевели в роту охраны. Теперь он был командиром роты автоматчиков. В разведку ему не надо ходить и за работу разведчиков ответственности никакой.

Вскоре вернулся Сергей и вслед за ним в палатку зашел Сенченков. Он внимательно все выслушал и во многом со мной согласился. На следующую ночь нам предстояло вместе с ним проиграть весь вариант на снегу у себя в тылу. Нужна была подходящая местность. Утром после кормежки мы должны были отправиться искать ее.

В эту ночь, когда разведчики мылись в бане, в блиндаже на передке случилось непредвиденное |происшествие|.

Два разведчика, которых оставили для охраны блиндажа, стояли снаружи и наблюдали за немцами. Мина, прилетевшая сверху, тихо хряпнула и ранила сразу двоих. При очередной проверке связи блиндаж перестал отвечать. На линию послали связиста. Он и доложил, что разведчики ранены и самостоятельно двигаться не могут. Я велел Сергею послать санитаров, чтобы вынести их.

— А мы с тобой пойдем посмотрим что делается там впереди. Рязанцев в бане мокрый сидит. Нам с тобой, как сухие мы, придется идти. Возьмем с собой Сенченкова, пусть с нами идет.

— Пошли!

Мы идем по тропе, до утра еще далеко. Тропа узкая и глубокая. Солдаты ходят по ней как по лыжне, ступают ногами, волоча за собой валенки. Впереди словно ползком двигается темная бровка леса. Спускаемся в траншею, поворачиваем круто влево и идем к блиндажу. Траншея кончается, телефонный провод тянется кверху и уходит по снегу дальше. Идем перебежкой вперед. Вот снежный бугор блиндажа, вот окопы. На снегу перед входом в блиндаж лежат оба раненых.