ВАННА АРХИМЕДА СБОРНИК
Шрифт:
В подворотне кошка шарахнулась от пронзительного звука, который издал носом узкогрудый, узкоплечий старик, видимо маляр. Он вышел со двора с ведром 418 в руке, с флейцем под мышкой и, даже не взглянув на толпу и моторку, засеменил в противоположном от моста направлении.
«Спасение в нем»,- подумал я и припустил за стариком. Догнал я его у дверей в подвальное помещение, над которым я прочитал: ПЕТРОВ И СЫНЪ ПЕЙ до ДНА РАСПИВОЧНО И НАВЫНОСЪ Твердые знаки остались, как видно, с дореволюционных времен, теперь наступили другие
Воспользовавшись тем, что старик небыстро спускался по кособоким ступеням, я схватил его за локоть и потащил обратно. Под звуки заикающейся пианолы и пьяные выкрики я принялся уговаривать маляра, хотя тот и не думал сопротивляться: – Идемте, прошу вас, туда! – показывал я в сторону дома, откуда маляр только что появился.- Вы мне до крайности нужны, до самой, самой крайности! Я говорил, а старик упорно молчал, хотя и продолжал за мной семенить.
– Покрасите чего? – впервые произнес он, оказавшись в подворотне.
– Как же ты, голубчик, узнал? Именно покрасить один предметец.
– А велик он у тебя? – Небольшой портрет, вот и все.
– Нам что партрет, что матрет – работа известная.
«Не врет ли»,- подумал я, решив соединить два дбла: покрасить и убраться из этого постылого места.
Опять вдвоем, чем таскаться в одиночестве. И тогда я решил выложить старику главное: – Необходимо покрасить небольшой портрет, ну, словом, козы.
– Козы, говоришь? Значит, матрет. Это можно.
– Будьте добры, голубчик,- принялся я уговаривать маляра,- коза хоть и немолода, но самая, самая породистая.
Не знаю почему, но старик озлился.
– Мне-то чего до твоей животной, под ручку прогуливаться или еще чего? 14* 419 Возможно, со зла он снова издал отвратительный звук носом, от которого я вздрогнул.
– Не обессудьте, ваше благородие,- маляр заговорил совсем спокойно,- мы, ваше высокоблагородие, мастера особенные. В нашей артели икатели собрались. Работа у тебя немалая, а нам за работой икать охота.
– И на здоровье! – с радостью согласился я.- Икайте, икайте, сколько хотите. Мне с того не убудет.
Маляр снова нахмурился.
– Извини – пардон, ваше высочество, наша икота за наличные.
– Экий ты, право,- я старался не выдать недоумения, за какие заслуги возведен до высочества. И тут же решил его перевеличить: – Не все ли равно, за что мне платить, ваше величество. За то или за другое.
А он и внимания не обратил на высочайший титул, и впрямь, не все ли равно, за что платить, лишь бы выбраться из этого необычного предместья. Он же задал вопрос, разрушив все мои надежды.
– Долго мы будем вола вертеть? На какую высоту людей сзывать? – У меня четвертый этаж.
– А тут всего три, как понимать? – Нездешний я, понимаешь, ко мне трамвайчиком до Касаткина.
На этот раз старик не озлился, а заулыбался.
– Вот и хорошо. Всем нашим радость. Где проживаешь? Денежки
Без особой радости я сказал адрес. Видно, по безграмотности старик не записал.
– Все, что ни будете просить в молитве, верьте, получите, и будет вам…- выговорил старик молитвенно. Думается, из Евангелия от Луки. И засеменил из подворотни в сторону питейного подвала.
Голос маляра затих, и я снова остался в одиночестве.
За то недолгое время, пока я канителился в подворотне, на улице, как мне показалось, ничего не изменилось.
Разве народу у моторки поприбавилось, то же размахивание руками и бесцельные разговоры. Все было так, и все же чего-то на улице не хватало. «Головы,- осенило меня.- Как же я не заметил сразу?…» С чувством облегчения я направился в сторону моста искать спутника или извозчика.
420 Головы на дороге действительно не было, однако радостная уверенность оказалась преждевремецной.
Приблизившись к четырежды отвратительному месту, я заметил сначала остатки рук, потом плечи, наконец волосы. Останки валялись в кювете, а за длинной ямой, по вытоптанному футбольному полю, очень длинноносые, коротко остриженные мальчишки с криком гоняли голову.
Временами они удовлетворенно били головой по воротам, один мальчишка со свистком в зубах гундосо взывал: – Один! Три! Пять! Имея в виду голы.
Почему-то ноги перетащили меня через кювет.
– Не сметь! Не сметь! – вопил я, не узнавая собственного голоса.- Заступить…- проговорил мой рот задребезжавшим звуком.
Пыль и булыжники оказались у самых глаз. Я хотел оттолкнуться, рук не оказалось, шеи – тоже. Порывы горячего ветра трепали волосы.
Два длинноносых громыхали бутсами, приближаясь.
Еще немного, еще секунда – и один из двоих длинноносых занесет ногу…
– А поможет штырь,- услышал я знакомый голос, звучавший откуда-то сверху.
Конец первой части Часть вторая О чем говорить дальше? Конечно же, про то, что происходило накануне. Позвольте, быть может, это случилось совсем не вчера? Ей-богу, не помню, ничего не знаю. Мне известно одно: сегодня это сегодня. Я лежу на чем-то мягком, глаза плотно зажмурены, но я боюсь их открыть. Да, боюсь. Потому что никогда не отличался решительностью. И все же рукой пытался пошевелить.
Оказалось – двигается. Тогда глаза открылись, похоже, сами собой.
Уж не сон ли мне приснился? Представьте, я лежал в собственной комнате, на собственной постели. А за окном светило холодное ноябрьское солнце.
– Только штырь,- послышался знакомый, напоминавший о недавнем голос, наверное из коридора. Оттуда 421 раздавалось и другое. Кто-то упорно хотел до меня достучаться.
Обязан сообщить: с детских лет я живу в ком-квартире. Иначе говоря, коммуналке. Что же необычного, что кому-то понадобилась папироса, спички или чайная ложка соли? Нет, сегодня все складывалось иначе.