ВАННА АРХИМЕДА СБОРНИК
Шрифт:
Дома под шубу залез, чтобы скорее тот случай забыть. Вспомнил дня через три, когда снова мимо Публички проходил. И увидел невероятное. Как три дня назад, длиннополый кручение продолжал. На лице ни носа, 428 ни других выпуклостей – до чего докрутился. Ни лицо, ни голова, а тыква. А что особенно удивило – запаха никакого, куда девался – неизвестно. И прохожие… На длиннополого ноль внимания: кружишься – и черт с тобой, своих дел невпроворот. Любопытная особенность: клейщики афиш, эти сразу сообразили, как в свою пользу кружителя использовать. Со всех сторон длиннополого афишами облепили, про кубанских казаков, про хор Пятницкого.
Шли недели, может быть, месяцы, когда уже упоминавшаяся Фохт меня чуть вопросом не озадачила, спрашивает: – Зачем ты иной раз задом наперед прогуливаешься? – Так лучше, бабуся. Польза от подобного гуляния неимоверная.- Кое-что старухе рассказал и название сообщил: «колоборот». Ничего бабуся Фохт не ответила.
Только гляжу, пошла тощим местом вперед. А за бабусей и другие, и другие. Не все, конечно…
И стал мой секрет общеизвестным, или-общедоступным. Интерес для каждого значительный, и благодарности не требуется, разве комплексный обед в районной столовой: суп горох, на второе – треска по-пролетарски, значит с горчичкой, на третье – компот из сухофруктов. А сверх того – ни копейки, ни полкопейки.
Можете слову открывателя раз и навсегда поверить.
С данным сообщением, считаем, покончено. Остается не менее занимательное. Предупреждаю, к предыдущему никакого отношения. Разговор пойдет про ту часть человеческого тела, которая одних украшает, других, вроде меня, безусловно уродует, разговор пойдет про усы. Вспоминаются симпатичные усики той брюнетки с Литейного или седые у неоправданно названного священнослужителем. Ясно вижу курчавые, рыжие у длинноволосого – то ли мясники, то ли лицедея, из какого театра неизвестно… Разговор пойдет о других усах, совсем о других… Я бы так выразился: об усах самых что ни есть правительственных.
По несомненному распоряжению, кого неизвестно, милицейские работники принялись, правду сказать, очень вежливо тревожить граждан, носивших чуть 429 пониже носа, в некотором смысле, украшение. Этих граждан, жителей нашего города, направляли в пикет или отделение, ведя примерно такое собеседование: – Вам, гражданин хороший, носить усы не положено… Вам ходить с усами некрасиво. Сбрить придется, и немедленно…
Или другой разговор: – Что у вас, товарищ, за усы: смотреть невозможно.
То ли дело у товарища Буденного или у того, который повыше. Придется данным вопросом подзаняться. В противном отношении штраф или посерьезнее. Записываю.
Кто следующий? Об усах разговор велся повсеместно, кто сбривает, другие, наоборот, из желания понравиться отпускают, прямо сказать, усищи.
Велись разговоры среди ребят, даже девчат, как я сужу, особо важные: запомнилось одно предложение самое дельное.
– Вот если бы наиболее в стране главный ничем другим, только своими усами, и занимался, и его сподвижники, разумеется. Пусть бы усы их (особенно главного для всего человечества) в час по аршину, не задерживаясь, увеличивались. Он их стрижет, а они растут.
Вот он и остальные ничем другим, только усами бы и занимались. Ни на что другое время бы не оставалось.
Дело бы куда лучше пошло…
Думается, никаких добавлений не требуется. И так все ясно, и для меня, и каждому.
Ленинград – Всеволожск Период оттепели
Он долго спал в тот день, спал по самой обыкновенной причине: вместо того чтобы прозвонить, будильник, принадлежавший тому спящему человеку, вдруг переместился на городскую площадь, где находился ресторанчик с самым обыкновенным названием: «Кривой же430 лудок» Это название предложили жившие по соседству, кажется, товароведы. Одно могу сказать, с тех пор в «Кривом желудке» стали подавать обыкновенных кривых кур и лишь изредка необыкновенных.
Скорее всего вы не слыхали, что за кривые куры бродят по некоторым переулкам нашего города. Многие не слыхали. Однако про кур потом. Только будильник, переместился в «Кривой желудок», сразу попросил подать кривую курицу. Ему, конечно, отказали. Тогда пришелец принялся звонить, пока не прибежал вполне обходительный работник пожарного ведомства, спрашивает: – Чего звонишь? Этот, то есть сразу притихший будильник весь затрясся. Откуда ему знать, кто перед ним стоит, да еще с кривым перевязанным затылком.
Ах да, совсем забыл выполнить обещанное, рассказать о перевернутых курах. Пожалуй, ничего интересного про них не скажешь, когда в ресторанчике и столы, и фужеры, и лафитники, даже передняя часть буфетчицы – все-все перекручено. Помните, как называется ресторанчик? «Перекрученные внутренности».
И опять забыл поделиться: в туалете тех «Перекрученных внутренностей» висело трюмо, совсем махонькое, почти незаметное. В нем даже передняя часть буфетчицы или другая обыкновенная внешность могла показаться вполне прямой. Как видите, к всеобщей кривизне многие приспособились, кроме самого главного: директора коммунального банка, одного там Кривошеина, нет, другого главного, тоже Кривошеина.
Благодаря своей фамилии другой Кривошеий приказал все изменить, в первую очередь название, но об этом в другой раз, а тогда по прошествии некоторого времени будильнику все же что-то подали, кажется незначительную пичужку, которая в меню была обозначена цыпленком, кривым разумеется. Проглотил будильник ту называемую цыпленком пичужку и стал перемещаться, конечно в обратном направлении. Металлический объем с винтами, цепочками, разными там гвоздиками переполнен, ничего ни стучит, ни цвиркает. Вот будильник, добравшись до дома, и стал подпрыгивать, каждый раз дергая ручку дверного колокольчика. Тогда тот, крепко спавший, перевернулся на другой бок, громко сказав: – Порви кривой полотенец.- И побежал.
431 Про дальнейшее рассказывать неинтересно. А забавляет меня то, что происходило до перемещения будильника на опрокинутую площадь. Как же так? Ему предложили ничтожного цыпленка, после чего этот всеми установленный распорядитель минутных и часовых стрелок, металлический предмет, был просто обязан подождать, пока желтый шарик начнет Господом Богом предписанное превращение. В конце концов шарик непременно бы оказался многоцветной кривой округлостью.
Нет, все это, попросту сказать, необъяснимо. Да и многое другое. Я, простите, понять отказываюсь. Почему у того же будильника – вик да стинь? А у меня – ногти и уши. Почему у меня то да се? А у него информация, в крайнем случае – персифлексия.